– Не бывать тому!
– Надо, князь! Надо! – чуть возвысил голос старый воевода. – Поступи разумно! Не отрок ведь!
Понимал великий князь: прав Боброк-Волынский.
Правы князья и воеводы. Но претило – ох как было не по нутру! – уступать им.
– Кто ж под моим стягом будет биться?
Бориска, от напряжения раскрывший рот, попался на глаза.
– Он, что ли?
– Зачем он? – вступил вперед конем Михайло Андреевич Бренк. – Я, княже, коли дозволишь!
Словно от боли, скривился великий князь:
– Опомнись! На верную ведь смерть!
– А ты?
Зашумели ближние люди:
– Нельзя тебе, княже! Не можно!
Тяжело соскочил великий князь с любимого своего белого коня. Рослого, под стать хозяину. Потрепал по шее. Конь, кося большим умным глазом, мокрыми губами ткнулся в ладонь Дмитрию Ивановичу.
Бренку, что уже пешим ждал, отдал повод. Молчком все.
– Доспехи, князь! – сказал воевода Боброк-Волынский.
Снял великий князь свои золоченые доспехи, шлем. Передал Бренку. Хотел было его доспехи взять, но вдруг в круг въехал воин. Это был Найден.
– Погоди, Дмитрий Иванович. Надень-ка лучше мои.
На немой вопрос князя Найден пояснил:
– Доспешник я. Надевай. Спасибо скажешь. Крепче бояриновых, поверь!
Ростом и сложением был Найден ровня великому князю. Наметанным глазом глянул Дмитрий. Верно, крепче, добротнее бронниковы доспехи, нежели Бренковы, хоть видом менее нарядны.
– А ты? – спросил.
– Обойдусь!
Принялся облачаться великий князь в доспехи простого воина. Все облегченно вздохнули. Один воевода Боброк-Волынский настороженно глядел на великого князя. Уж больно легко сдался. Похоже, замыслил что-то новое. И угадал!
Надевши Найденовы доспехи, сказал великий князь:
– Добро! Не по-моему будет. Но и не по-вашему. Коли надел доспехи простого воина, буду биться простым войном! – Повернулся к боярину Бренку: – Прощай! Более не свидимся!
Крепко обнялись великий князь и боярин.
– С Богом, братья князья и бояре, воины хоробрые!
Наступало, входило в свои права утро сентября месяца восьмого дня одна тысяча триста восьмидесятого года.
Не токмо место, но и день для той битвы выпал особый. Великий, почитаемый на Руси праздник – Рождество Богородицы. Выходя на Куликово поле, вверяли воины свою жизнь Ее покровительству.
Густой туман, что висел над Доном и над Куликовом полем, стал редеть. Клубился и шевелился, точно живой.
Гомон стихал в войске. Голоса начальных людей сделались слышнее. Истекал пятый час после рассвета.
После о том будет красиво написано-сказано: «Знамена золотые шумят, простираются, как облака, тихо трепещут, точно хотят промолвить. Хоругви богатырей русских, как живые, колышутся. Доспехи русских сынов словно вода, что при ветре колеблется. Шлемы золоченые на головах, как заря утренняя в ясную погоду, светятся. Еловцы шлемов их, как пламя огненное, развеваются».
Однако проще и горше было на Куликовом поле в тот памятный день. Всех ли оберегали железные доспехи и золоченые шлемы?
Вперед выдвинут был сторожевой полк. Вплотную к нему – пешая сермяжная рать. Мужики в лаптях – от сохи, от кожевенного чана али от кузнецкой наковальни. Одеты кто во что горазд. Так же и вооружены.
Найден с Михой-сапожником тут. Миха – в кольчужной рубахе Найденовой работы, в шлеме. Высокий червленый щит в левой руке. В правой – тяжелое копье. За голенищем сапога – нож. Найден в Брейковых доспехах, со щитом и с мечом. Бояринова челядь было уцепилась за доспехи: к чему, дескать, отдавать мужику? Михайло Андреевич, отходивши плетью одного из слуг, разом тем поправил дело.
Завидовали мужики Найдену и Михе:
– Справно одеты, ребята! Такие-то железа всем нам – глядишь, и сирот менее осталось бы, и вдов…
Найден бояриновы доспехи осудил:
– Краса есть, крепости мало.
– А ты мне отдай! – шмыгнул носом маленький мужичок, именем неизвестен, прозвищем Тюня. Все оружие его – топор, коим дрова колол в своем дворе, а защита – овчинная шапка да овчинный же кожушок.
– В бояриновы доспехи таких, как ты, надобно сажать троих! – проворчал Найден.
– И ладно! – отвечал Тюня. – Разве мы против? И пятеро влезем, давай только…
Пошучивали воины, у коих катился под горку последний час жизни. А что делать? Не плакать же? Утешали друг друга, рассказывали о случаях в сражениях, вроде вовсе гибельных, кончавшихся, однако, благополучно.
Маленький словоохотливый Тюня поведал:
– Сказывают, позапрошлой ночью великий князь Дмитрий Иванович и воевода Боброк пытали судьбу. Исход, стало быть, нонешнего сражения.
– Как так? – спрашивали жадно. Все авось доброе предзнаменование!
– Очень просто. Выехали посередь ночи подалее от стана. Чтобы промеж двух ратей быть: нашей и ордынской. Оборотились в сторону ордынскую, а там стук велик и клич, аки гром гремит, трубы многие гласят. В нашей же стороне – великая тихость.
– И что с того?
– Аль непонятно? – подивился Тюня. – Самая верная примета – к победе!
Хмыкали, сомневаясь:
– Мы спали, они – нет. Вот тебе все волхвование!
Горячился Тюня:
– И далее было!
– Что же?
– Соскочил старый Боброк с коня. Приник к земле. Долго слушал. Великий князь потерял терпение. Спрашивает: что, мол, там, воевода? Боброк поднял голову от земли: «Подь, государь, сюда. Сам внемли». Так, сказывают, и поступил великий князь.
– Чего ж объявилось?
– На вражеской стороне – вопль, словно девица кричала жалобным голосом. А на нашей женщина плакала…
– К чему бы?
– Истолковал Боброк великому князю: жди, мол, победу, но и наших ратников много поляжет.
– Эх!.. – вздохнул кто-то. – Что мало кто из нас домой воротится, ведомо без гадания. Кабы Бог победу даровал!
Топтались мужички. Одежу поправляли. У кого были доспешные или иные военные облачения – их. У щитов ремешки подтягивали.
– Скорей бы! – сказал Тюня.
– Эва! – скосился Найден. – Впервой зрю человека, что торопится на тот свет. Чуден ты, товарищ!.. – И себя перебил: – Да уж верно, скорее бы…
Все реже и прозрачнее становился туман. Проглянуло тусклое солнце. Вдруг стихло вовсе русское войско. Стояли воины затаив дыхание. Прислушивались. Нет, не ошиблись!
Нарастал топот приближающейся конницы, худо видимой из-за остатков тумана.
Зачернели конные и пешие фигуры. Всадники сгоряча выскакивали вперед. Осаживали коней, чтобы принять строй.
– Вота! – сказал Найден Тюне. – А ты горевал. Пожаловали гости! Господи, благослови!
Разом колыхнулось русское войско, словно ветер прошелся. Кто сидел, отдыхаючи после бессонной ночи и тяжкой переправы, встали. Тянули шеи, желая разглядеть Мамаевых воинов.
А их прибывало все более и более. С криком и визгом!..
– На испуг хотят взять, – заметил Найден. – Пустые хлопоты!
Скоро все впереди, сколь можно было видеть, заполонило ордынское войско.
– Много их, однако! – шмыгнул носом Тюня.
– Да уж, паря, на всех хватит… – сказал Найден, выставляя щит и поводя плечами – прилаживался к Брейковым доспехам. Проворчал опять: – Все одно как в чужих портах. Тут жмет, там тянет. Ну да ладно, – себя же утешил, – пущай мои послужат великому князю. Может, сберегут от лихого копья али вострой сабли!
Поглядели Найден с Михой в сторону черно-золотого великокняжеского знамени. Следом за ними – другие.
– Там он! – сказал Тюня. – Сохрани Господь и дай ему здоровья!
Переглянулись Найден с Михой. Мало кто знал в войске, что под великокняжеским знаменем будет биться Михайло Андреевич Бренк, а сам великий князь стал где-то среди воинов, дабы с ними быть до конца, своим мечом служа Русской земле и вере православной.
Дмитрий Иванович тем временем, окруженный надежными воинами из степных сторож, вглядывался в приближающуюся Мамаеву рать. Щит привычно поправлял, трогал рукоять меча.
Все, что можно было, исполнил. Собрал войско на Руси, и впрямь до того невиданное. Привел к наилучшему месту. Расставил полки согласно своему разумению и советам воеводы Боброка-Волынского. Крепкий засадный полк стоит и будет стоять наготове до нужного часа. С умыслом к горячему князю Владимиру Андреевичу приставил мудрого и сдержанного Боброка. Коли худо придется русской рати, от них придет верная подмога. Слов нет, был соблазн отборный полк бросить сразу в бой. Да опытен стал великий князь московский Дмитрий. Умудрен жизнью, проведенной в походном седле. Знал: надобно иметь в запасе силу.