Мы давились от смеха, хватались обеими руками за животы, валились на парты, привлекая тем самым внимание остальных. Дело вполне могло кончиться дракой.
В один прекрасный день нам удалось обмануть бдительность дежурного учителя и сразу после обеда удрать через дверь на заднем дворе. Не помню уже, было ли это осенью или весной, но на дворе стоял чудесный солнечный денёк.
Сначала мы просто шатались по улице, наслаждаясь неожиданной свободой. Потом нам захотелось большего. Мы прошли до конца улицы, на которой находилась школа, и вышли на большой проспект.
Жизнь раскинулась перед нами во всём своём великолепии. По тротуарам сновали прохожие. Люди ожидали автобусы, заходили в кафе посидеть за чашечкой кофе «по-турецки» или выпить стакан газированной воды и съесть пончик с заварным кремом.
Кофе «по-турецки» готовили в «турках» ─ медных кофейниках с длинными деревянными ручками. Кофейник помещался на раскалённый песок, которым была заполнена металлическая коробка на ножках. Время от времени кофейники передвигали в песке, так чтобы они зарывались в песок. Как только кофе закипал, кофейник снимали с песка. Затем кофе переливали в чашечку, и официант уносил кофе клиенту. Процедура приготовления занимала не более трёх минут.
С улицы были видны конусообразные стеклянные ёмкости с сиропом. Обычно их было три ─ с зелёным (тархуновым) сиропом, с красным (кахури) и с жёлтым (лимонным). Продавщица в белом фартуке и с кружевным бантом плавно поворачивала рычажок у сужающегося основания колбы, подставляла маленький стаканчик (вроде стопочки для водки), заполняя его густым сиропом. Затем она брала обыкновенный гранёный стакан, переливала в него сироп из стопочки и заполняла стакан газированной водой из краника, расположенного где-то под колбами с сиропом.
Струя газированной воды врезалась в сироп и размешивалась с ним, приобретая нежно розовый, зеленоватый или лимонный оттенок. Справа от продавщицы за стеклом прилавка рядами лежали трубочки с кремом, пирожные с повидлом и горячие пирожки.
Гулять нам немедленно расхотелось. Мы испытали непреодолимое желание принять участие в этом празднике жизни и съесть трубочку с кремом или пирожок. Закрывая глаза, мы представляли, как душистая газировка приятно щиплет язык.
Денег у нас не набиралось на четыре стакана воды с сиропом и столько же пирожных. Стакан газировки с сиропом стоил тогда 5 копеек, а пирожное ─ 22 копейки. Итого выходил рубль с мелочью. Нам такие деньги казались целым состоянием.
То есть родители, конечно, выдавали нам копеек по двадцать на школьный буфет, в котором булочка с сосиской, «треугольник» с повидлом, или сладкий коржик стоили по 10 копеек. Но эти средства, как водится, были до остатка промотаны во время большой перемены, и финансовый кризис, о котором пару минут назад мы и не подозревали, поразил нас со всей своей остротой.
Складывалась классическая макроэкономическая ситуация. Наши потребительские желания не совпадали с возможностями. Мы хотели и были готовы покупать, но не обладали капиталом, то есть не было условий для создания спроса.
Шла игра в одни ворота ─ продавцы предлагали товар. Дальше этого дело не шло. Царило одно предложение. Спрос равнялся нулю. Для возникновения спроса требовался капитал. Рубль с небольшим.
Но тогда никто из нас не имел понятия о макроэкономике. Всё, что нам было нужно, ─ съесть пирожное и запить его стаканом газировки с сиропом. Немедленно. Позарез. Прямо сейчас.
Спасение пришло неожиданно. Судьба подбросила счастливый билетик и не позволила нам помереть от слюнотечения.
Кому из нас пришла в голову криминальная идея ─ не помню, да и суть не в том. Мы завернули в ближайший двор, заставленный дощатыми ящиками с пустыми бутылками из-под лимонада. Народу не было, и мы, прихватив два ящика, сдали стеклотару в первом же гастрономе. Нам выдали два рубля с мелочью.
***
В школе было много дел. Взять хотя бы большую перемену. Первым делом мы неслись в буфет и подкрепляли силы. После этого во дворе мы с Димдимычем мерялись силами. Это происходило изо дня в день. Каждую большую перемену мы с ним выясняли отношения. Нас окружали одноклассники и начиналось:
─ Ты кто такой?
─ Сам кто такой?
─ Ты как разговариваешь?
─ Как хочу, так и разговариваю!
Это было непробиваемым аргументом, на который возразить было нечего, и мы переходили к следующему этапу ─ обхватывали друг друга за шею и пытались повалить на землю. Мы сопели, толкались, ставили друг другу подножки…
При этом со всех сторон неслись советы знающих людей: «Вали его, вали!», «Подсечку ставь!», «Давай, давай!», «Не поддавайся!»
Раздавался звонок, мы немедленно отцеплялись друг от друга и потные, красные бежали в класс, застёгивая на бегу расстегнувшиеся в борьбе рубашки. На следующий день всё повторялось. Очень долгое время никому из нас не удавалось взять верх.
В один прекрасный день я наконец победил. Мне удалось повалить Димдимыча на землю. Он рухнул, как мешок с картошкой, я свалился на него и, вцепившись, как клещ, удерживал несколько секунд «на лопатках», что являлось непременным условием.
Потом мы поднялись и пожали друг другу руки. Одноклассники со всех сторон стучали меня по плечам, я испытывал необычайную гордость. Это было то самое сладкое чувство победы, от которого долго-долго легко и приятно на сердце.
С Димдимычем мы не только не поссорились, а наоборот, после этого подружились на всю жизнь. Из-за чего мы весь тот школьный год выясняли отношения? Как водится ─ из-за дамы. Наша одноклассница Наташа, худенькая девочка с двумя косичками, даже и не подозревала, какие страсти из-за неё разгорались на больших переменах.
Разумеется, это было самой простой школьной влюблённостью. Мы тогда учились в третьем классе и даже не подозревали о «взрослых» взаимоотношениях между мужским и женским полами.
Все узнают об «этом» по-разному и в своё время. Вскоре после триумфа на школьном дворе «моё время» настало. Не знаю, сколько времени ещё я бы оставался в неведении и верил, что главная цель влюблённого мальчика ─ оказываться в одной паре с интересующей его девочкой во время школьного похода в парк, но в дело вмешался случай.
В тот день я дежурил по классу. Вместо того чтобы приготовить к следующему уроку мокрую тряпку и мел, всю перемену я весело носился с одноклассниками по коридору, наскакивая на девчонок и испуская при этом дикие вопли.
Когда начался урок, математичка устроила мне как дежурному выволочку и отправила в учительскую за мелом. Учительская находилась на другом этаже, и переться туда мне было лень. Вместо этого я сходил в умывальник и околачивался там минут десять, чтобы потянуть время и подольше не возвращаться на урок.
Затем я направился в кабинет зоологии. Такого предмета у нас ещё не было, но этот кабинет был самым интересным в школе местом. Обычно он бывал заперт, но в замочную скважину виднелись чучела зверей ─ волка, барсука, каких-то птиц. Всё это отдавало духом приключенческих романов Джека Лондона, Жюля Верна, Майн Рида, Фенимора Купера, которые мы тогда только-только начинали открывать для себя. И частенько на переменах бегали к заветной двери.
Я приник к замочной скважине, но вместо зверей увидел учительницу природоведения. Она положила голову на парту, так что лицо её находилось прямо перед дверью, и, прикрыв глаза, тяжело дышала. Я было решил, что у неё какое-то несчастье, и хотел тихонько ретироваться, но в этот момент она открыла глаза и, отвернувшись от двери, что-то тихонько прошептала, из чего я понял, что в кабинете был кто-то ещё. Я прижался к скважине изо всех сил и разобрал, что Лариса Николаевна не сидела за партой, а стояла над ней, опустив голову и опираясь руками, а сзади стоял школьный физрук и странно двигал всем телом. При этом руками он держал Ларису Николаевну за поясницу и то притягивал к себе, то отталкивал от себя. В общем, происходило что-то непонятное, и я решил, что Ларисе Николаевне стало плохо, а физрук оказывает ей первую помощь. Это предположение окрепло и превратилось в уверенность, когда физрук достаточно сильно шлёпнул Ларису Николаевну ладонью по мягкому месту. «В чувство приводит, ─ с уважением подумал я, ─ наверное, вроде пощёчины, чтобы истерику прекратить».