Все кончено, надежды уничтожены, помощь утрачена, осталось лишь то, что было с самого начала. Еще несколько минут, находясь в неподвижном состоянии, осваивал отсутствие надежды, каково это – понимание одиночества в полной мере и то, что, возможно, надо забыть уже про идею выживших и, идя напрямую, делать то, зачем прилетел сюда. Возможно, их заперли там и открыли шлюзы – нет, тогда их можно было бы закрыть. Компьютер написал: «разгерметизация», а значит, произошла авария или столкновение, что вскрыло корабль, или же они сделали это сами. В любом случае те, кто там спасались, – уже история, напоминающая всем о своей трагичности.
Эти двери все в царапинах, следах от выстрелов, крови и вмятинах, они отделяли меня, возможно, от единственного пути к выживанию. Дабы отвлечься, стал осматривать все вокруг, и мое внимание привлек левый коридор. Он уже остальных и короче. За ним огромное помещение, такого еще на Векторе не видел – большое и пустое. Это смотровой зал, и вид его не мог не поражать. За толстым огромным стеклом – космос, открытый космос, миллионы звезд видны через него. Даже не проверив помещение, я, не моргая, подошел вплотную и уставился туда, в бесконечность. Понятия не имею, сколько времени нахожусь на Векторе, но только теперь вижу, что там, за всеми этими глухими стенами, кажущимися бесконечными коридорами, все становится как-то иначе. Конечно, я отдавал себе отчет о фактическом отношении, но видеть после пережитого и прямо осознавать – это нечто совсем иное. Это безжизненный и безграничный космос и дальше Вектора не уйти, некуда бежать, негде прятаться, – я просто заперт. На планете всегда есть куда убежать, где спрятаться, и ты чувствуешь свободу и словно ощущаешь саму жизнь. А что тут – стены да потолок, как подопытный кролик в ловушке, бегаю от страхов и смерти в лабиринте. Но ведь есть мой корабль – это рождает неописуемую нужду прямо сейчас улететь отсюда, забыть все. А подпитывает все это страх возвращения: как только я выйду из этой комнаты, тут же вернусь в страх, боль и ужас. Что я и сделаю, но, пока я сел на один из рядом стоящих диванов, мое внимание прибито только космосом, что манит своей неизвестностью и позволяет забыть сей ужас за моей спиной. Все это непередаваемые ощущения, и я готов забыть обо всем происходящем вокруг, словно погружаясь в него, не желая возвращаться в этот мир. Но за всеми фантазиями, надеждами и иллюзиями стоит нечто другое, одна простая вещь – разочарование. И даже спустя час, а то и больше, погружения в тот дивный тихий мир, как бы ты ни старался, ум все равно понимает: это не спасет.
Запись 20
Вернувшись к компьютерам и снова взглянув на блок внешнего ремонта, я чуть было не поддался апатии, но смог сдержаться и вбить себе мысль, что надеяться на такое нельзя – и нельзя было с самого начала. Разочарование слишком дорого может обойтись, и раз уж на то пошло, лучше быть готовым противостоять всему, что встретится, – только так можно выжить. Спустя несколько минут я встряхнулся и, сверившись с маршрутом, двинулся дальше. Небольшой коридор, что напротив блока внешнего ремонта. Прошел по нему и уперся в закрытую дверь: панель не работает, а это единственный путь.
Попробую починить: возможно, банальная перестановка проводов поможет мне. Аккуратно снял боковую панель – несколько проводков и схема, знать бы, что делаю. Вырвал один проводок и попробовал замкнуть его с платой, это привело к небольшому положительному эффекту: двери раздвинулись лишь на несколько сантиметров, куда рука еле пролезает. Ну, лучше, чем ничего, попробовал использовать такой же способ снова, но на этот раз эффекта никакого. Попробовал их раздвинуть руками, но толку немного, лишь чуть-чуть сдвинул, как боль сразу ударила в плечо, некогда укушенное псом. Чуть размялся, сменил положение рук и попробовал снова, но вторая попытка была более удачной, и хоть дверь не открылась полностью, появившийся проем легко смог пропустить меня за дверь. По идее, в таких местах система раздвижных дверей должна быть мягче, как раз на случаи поломки электронного механизма, но, возможно, тут повлияло время. Это все немного подняло мне настроение и немного подстегнуло. Вперед по коридору, вдоль левой стены. И так пройдя метров пятьдесят, в половине пути освещая дорогу фонариком, я оказался у нужной мне развилки и, осмотревшись вокруг, свернул налево.
Впереди, метрах в десяти, большое помещение, двери открыты. Держа вход под прицелом, не спеша, но уверенно я двигался по левой стороне. На середине пути остановился, аккуратно заглянул в комнату слева, используя фонарик для освещения. Желания делать это не было совсем, но разломанные двери заставили изменить убеждениям. Слева от двери внутри комнаты валяется небольшая бутылка воды, и чем дольше смотрю, тем больше хочется пить, и я даже не думаю о том, кто или что могли трогать ее и сколько микробов там будет. Опустошив ее почти залпом, понял, как мне этого не хватало. Подойдя к концу коридора, прошел через дверь, и передо мной оказались две соседние комнаты, рядом шел коридор. Сверху над комнатами надпись: «энергоблок». Взглянул на две двери, решил не рисковать, хотя, возможно, это уже фобия. Решив пойти в сторону коридора, приблизился к ним – и на той, что справа, увидел сварочный шов. На линии стыковки сварка, причем те, кто это сделал, совсем не жалели ее. Крепко держа пистолет, подошел почти вплотную, внимательно осмотрел ее и, недолго думая, тихо спросил, есть ли кто там. Правой стороной стоя к ней, слушал. Но ответа не было – и, сам не зная зачем, я решил зайти в соседнюю комнату. Спустя минуту увидел вентиляционное окно под потолком в соседнее помещение, но оно чем-то закрыто с той стороны – настоящая полная изоляция. Правда, там что-то было: между стенками лежал конверт, очень тонкий, без опознавательных знаков или подобного. Внутри несколько листков бумаги, которые я зачем начинаю читать.
«Прошло больше недели с того момента, как меня заперли в собственной комнате, если верить календарю в КПК, который сел примерно восемь часов назад. Поэтому мое письмо на листке бумаги. Мое имя Юрий Гибсон, один из врачей – был одним, еще в те чудные времена, несколько месяцев назад, когда станция не была захвачена непонятными тварями и люди не сходили с ума. Вернее, все это предполагали, правду все равно никто не говорил и не собирался, да и смысла бы не было, все равно ничего не поделать. Все началось примерно полтора месяца назад. Я и мой лучший друг Адам, живущий по соседству, в чьей комнате вы и нашли это письмо, и еще три человека, Маркус Кетчем, охранник, Дэвид Бреннон, повар, и Питер Грин, которого никто не знал (он из другой части станции), – мы все пятеро оказались изолированы от всей станции. Собственноручно заблокировали двери, и нашим домом стали две комнаты и помещение энергоблока. На третий день изоляции Питер Грин, который избегал контактов и провел все время в одиночестве, рассказал, как он тут оказался. Он и еще трое человек пробирались через станцию в возможную безопасную зону, но они не дошли: на них напали. Только не неизвестные существа, а обезумевший человек, один из людей, что не выдержал, видимо. Псих застал их врасплох, сразу убил двоих, попытки убить его были бесполезны. И, пытаясь спастись, они попали к нам, только вот когда мы закрыли двери, Питер понял, что остался один и судьбу второго не знает. Но, когда мы его впервые увидели, за ним никого не было, хотя сейчас это уже не важно. И кое в чем он был уверен: убийца среди нас. Его слова шокировали, не сильно, но все же. Все друг друга давно знают, и мы не смогли обвинить кого-то в таком. Ведь такое убеждение легко могло быть вызвано фантазией, а то и хуже. Сначала было решено не поднимать этот вопрос, не устраивать охоту на ведьм и быть рациональными.