– Если вы позволите провожать вас, обещаю воздерживаться от… "таких вещей".
– Вы уверены, что исполните обещание?
Он слабо улыбнулся.
– Да.
– Вам хочется, чтобы я стала обманщицей? Бог знает, куда это может завести.
– Почему это должно куда-то вести? Вы просто навещаете родных. У меня есть дела в этом районе, мы случайно встретились, и я прошел несколько ярдов рядом с вами. Что в этом плохого? Если хотите, расскажите о нашей встрече Бруку.
Корделия попыталась судить объективно. У нее было стойкое ощущение, что необходимо отказаться.
– Господи! – взмолился он. – Ведь это такой пустяк! Будь я нищим, неужели вы пожалели бы для меня крошку хлеба? День состоит из двадцати четырех часов, неделя – из семи дней. Если я не внушаю вам отвращения и вы мне сочувствуете, как говорите, неужели вам кажется слишком великодушным – подарить мне двадцать минут в неделю – или даже в две недели?
– Вы выставляете меня жадной и бессердечной.
Он дотронулся до ее руки.
– Я хочу, чтобы вы поняли. Может, это неслыханная дерзость с моей стороны, но я все равно прошу вас.
"Еще немного – и покажется папина мастерская."
– Нет, я не хочу, чтобы вы считали меня скупердяйкой, находящейся в плену условностей.
– Я так не считаю, Корделия. Разве я смею? Как бы я мог любить вас, если бы думал так?
– Все, Стивен, я уже пришла. До свидания.
Он пристально посмотрел ей в глаза.
– В самом деле до свидания?
– Обычно я… навещаю моих родных по понедельникам и через четверг. В хорошую погоду хожу пешком. Если вы действительно… любите меня, как говорите, не приходите слишком часто.
Стивен приподнял шляпу.
– Спасибо. До свидания.
В конце недели в город нагрянул старший Кроссли. И ему не понравилось, как идут дела у его сына. Зная незаурядные деловые качества Стивена, он был сильно огорчен и разочарован.
– Силы небесные, Стивен, я ничего не понимаю! Неужели ты недостаточно имел дел с женщинами, чтобы не понять, что все они одинаковые? Одна отвергла – тем хуже для нее, найдем другую. Ты рос избалованным ребенком, это моя вина, но, кажется, в двадцать шесть лет можно перестать выть на луну и спуститься на землю.
Стивен зажег сигару и спокойно посмотрел на отца.
– Она не такая, как все.
– Ты и раньше так говорил. Луиза была не такая, как все. И Каролина. А как насчет Вирджинии? Она разве не была "не такой, как все"?
– Да, я так думал. А теперь знаю.
– Очень хорошо. Эта… – мистер Кроссли сердито поскреб жирный затылок. – Забыл, как ее зовут.
– Корделия.
– Она, значит, не такая, как все, но, к несчастью, замужем и порядочная женщина. Ты проиграл. Имей мужество признаться.
– Ничего подобного.
– Ну, так еще проиграешь. Я знаю этот тип. Ты будешь лезть из кожи вон – полгода, год, и, в конце концов, как раз тогда, когда ты будешь считать, что близок к цели, она сорвется с крючка и оставит тебя сидеть на берегу, проклиная тот день, когда она родилась на свет.
Красивые карие глаза Стивена были непроницаемы.
– Я люблю ее, папа. Почему бы тебе не называть вещи своими именами?
– Ну ладно, предположим…
– Никаких "предположим". Я все равно не разлюблю ее.
– И куда это приведет?
– Не знаю.
– Вот! Весь год ты будешь суетиться и хандрить, при этом будут страдать интересы дела, то есть мои, а кончится тем, что ты с головой увязнешь в скандальном деле о разводе – с оглаской и, я бы сказал, с душком.