Упоминаемый здесь Ф. Г. Солнцев – известный в свое время художник-археолог, знаток русских древностей. По его рисункам возобновлялись в Кремле царские терема, храмы, дворцовые палаты, восстанавливались древние фрески Софийского собора в Киеве.
Кроме Солнцева, постоянными посетителями княгини были художники К. П. Брюллов, написавший ее великолепный портрет, и П. В. Басин. Своим человеком в гостиной Марии Петровны считался и артист русской оперы, певец-баритон С. С. Гулак-Артемовский, впоследствии автор популярной оперы «Запорожец за Дунаем», вдобавок недурно писавший миниатюры на слоновой кости. М. Д. Бутурлин вспоминает, как «однажды я и он угостили княгиню и ее компанию таким ревучим исполнением дуэта… из Доницеттиевой оперы «Марино Фальеро», что оглушенные нами слушатели выбежали из комнаты и оставили нас одних допевать дуэт».
В отношении всех своих гостей – будь то министр внутренних дел или скромный художник – Мария Петровна вела себя одинаково предупредительно, не делая никаких различий, «чуждая спеси, слабостей и мелочных расчетов аристократической касты». Отмечая ее непринужденность в обращении, верность в дружбе, теплоту сердца и терпимость к слабостям ближнего, Бутурлин заключает: «Мне кажется, что суждение мое не будет пристрастным, если скажу, что насколько человеческая натура может подходить к совершенству, таковым была эта женщина».
Век ее оказался коротким: она скончалась в 1854 году, в возрасте тридцати восьми лет. За ней вскоре последовал ее муж, и дом достался по наследству их сыну, Петру Дмитриевичу, женившемуся на графине Ольге Петровне Клейнмихель, дочери бывшего министра путей сообщения. По свидетельству другого мемуариста, графа С. Д. Шереметева, в 1860-х годах «Волконские жили в своем доме на Дворцовой набережной, жили широко, и дом их сделался пристанищем, родом клуба всей золотой молодежи. Неудержимою волною лилось разливанное море шампанского, и гостей было несть числа… Раз как-то я попал к ним на вечер; были цыгане, «Шли три они». Княгиня неистово требовала, чтобы пели «Пропадай моя телега, все четыре колеса» и сама приударила».
Библиотека в доме Г. А. Черткова. Фото 1915 г.
В конце концов, как и следовало ожидать, телега со всеми своими колесами и впрямь пропала – хозяева разорились дотла. Дом перешел к сестре князя, Екатерине Дмитриевне, бывшей замужем за директором Императорских театров И. А. Всеволожским. В 1877 году она продала обветшалый фамильный особняк Григорию Александровичу Черткову, сыну основателя знаменитой библиотеки в Москве, археолога и нумизмата А. Д. Черткова.
Немедленно после кончины отца сын приступил к исполнению его намерения, поместив библиотеку (при ней издавался в первые годы своего существования журнал «Русский архив») в специально выстроенном, трудносгораемом здании и открыв ее для общественного пользования. Г. А. Чертков был коренным москвичом, и его переезд в Петербург объяснялся назначением на придворную должность шталмейстера, а затем егермейстера, заведовавшего царской охотой.
Библиотека в доме Г. А. Черткова. Фрагмент отделки. Фото 1915 г.
Выразительное описание молодого Черткова оставил его друг С. М. Загоскин, сын известного писателя: «Маленький, худенький, смугленький, с довольно большим горбатым носом, живыми огненными черными глазами и чрезвычайно быстрыми, подвижными, как будто эластичными манерами, он походил на какого-то мальчика из гуттаперчи; но за этим мальчиком усердно ухаживали разные маменьки, усматривая в нем блестящую партию для своих дочерей, которые почти все поголовно вздыхали по нем и таяли от чарующего, пронзительного его взгляда, производившего то же самое действие и на многих замужних женщин, забывавших ради «Гриши» седьмую заповедь».
Гриша же в конце концов остановил свой выбор на Софье Николаевне Муравьевой, дочери генерала Н. Н. Муравьева-Карского, выдающегося военачальника и путешественника, автора нескольких книг и интересных мемуаров. Именно Г. А. Чертков после смерти тестя издал его книги «Турция и Египет», «Русские на Босфоре» и «Война за Кавказом».
8 октября 1883 года государственный секретарь А. А. Половцов сделал в своем дневнике следующую запись: «Умерла весьма милая, почтенная, симпатичная женщина – Софья Николаевна Черткова. Муж довольно пустой человек, гоняющийся за мелкими почестями егермейстерства». Думаю, что последнее замечание не совсем справедливо. Во всяком случае, ему противоречит отзыв С. М. Загоскина, которого связывала с Григорием Александровичем длительная дружба: «Во всех своих должностях Чертков отличался усердием, добросовестностью и всегда заслуживал полное уважение всех лиц, бывших с ним в каких-либо отношениях».
Сын Черткова, Григорий, по словам одного из своих сослуживцев-кавалергардов, слыл «одним из культурнейших офицеров полка». В 1910-х годах Г. Г. Чертков по проекту архитектора А. Я. Белобородова заново отделал внутренние помещения своего особняка на Дворцовой набережной в неоклассическом стиле. Росписи выполнил художник Н. А. Тырса. Особенно великолепна отделка библиотеки; фотографии интерьеров, представлявших несомненную художественную ценность, поместил «Ежегодник архитектора».
К сожалению, эти интерьеры, как и многое другое из культурного наследия прошлого, не дошли до нас. Но остался дом Черткова, хранящий память о лучших временах.
Во фраке, надетом на голое тело…
(Дом № 24 по Дворцовой набережной)
Дом № 24 на Дворцовой набережной с пышным необарочным фасадом имеет довольно типичную судьбу: за долгое время существования ему приходилось неоднократно «переодеваться», постепенно меняя свой облик, поэтому первоначальный его вид так же мало похож на теперешний, как день на ночь. В этом легко убедиться, взглянув на чертеж из коллекции Берхгольца и сравнив его с современной фотографией. Здание трижды надстраивалось, и все же три верхних этажа имеют старые стены, сооруженные еще в петровские времена.
В 1715 году участок на берегу Невы, неподалеку от царского дворца, получил генерал-поручик князь В. В. Долгорукий. Судьба его, как бывало нередко в ту пору, изобиловала превратностями. Сумев возвыситься благодаря своим полководческим талантам и твердому, решительному характеру, Василий Владимирович завоевал доверие и уважение Петра I, но, встав на сторону злополучного царевича Алексея, вмиг утратил государево расположение: он был арестован и в кандалах доставлен в Москву, где по приговору суда лишен чинов, знаков отличия, имущества, а вслед за тем отправлен в ссылку, так и не успев докончить палаты на набережной.
Дом И. М. Головина. Чертеж из коллекции Берхгольца. 1740-е гг.
Дом № 24 по Дворцовой набережной. Современное фото
Канцелярия городовых дел, рассмотрев в 1719 году вопрос о достройке дома опального князя, порешила отдать его участок генерал-майору И. М. Головину, который по проекту и под наблюдением архитектора Н. Ф. Гербеля довершил начатое. При этом за образец зодчий взял соседние палаты графа И. А. Мусина-Пушкина (где ныне дом № 26). Поскольку участок Головина был гораздо у́же, Гербель прибегнул к оригинальному композиционному приему: он зеркально повторил фасад расположенного слева четырехоконного дома Пальчикова в правой части возводимого им здания, а пятиоконный ризалит сдвинул влево, сделав его как бы центральным. В действительности же это не так – и дома Пальчикова и Головина, как видно на чертеже, даже немного различаются по высоте.
И. М. Головин
Иван Михайлович Головин (1670–1737) – личность весьма неоднозначная: редко о ком мнения расходятся столь диаметрально. Включенный Петром I в группу знатных недорослей, отправленных за границу в составе Великого посольства, он работал вместе с царем на верфи Ост-Индской компании в Амстердаме, изучая корабельное дело. После возвращения посольства государь снова послал Головина в чужие края, на сей раз в Венецию, – для овладения итальянским языком и премудростями постройки галер. Однако уже не совсем юный в ту пору ученик не проявил особого интереса ни к первому, ни ко второму и вернулся восвояси столь же мало обремененный знаниями, как и до своего путешествия.