Из денника Тётушки Бу донеслось хихиканье. Сгорая от стыда и возмущения, Марик стащил плед зубами и бросил на пол. Ещё и ногой наступил для верности. Зануда невозмутимо вытащила из-под ноги плед и снова водрузила его на спину Марика, завязав верёвочками на груди. Хихиканье усилилось. Марик втянул голову в плечи, жалея, что не может провалиться сквозь дощатый пол.
Зануда повела жеребёнка за конюшню, где находилась стоянка для машин. В самом центре её, возвышаясь над остальными, стояла огромная, раззявившая хищную пасть машина, каких Марик ещё никогда не видел. От неё остро пахло влажным железом, бензином и страхом. У машины, уныло опершись на метлу, стоял конюх. Марику стало не по себе.
Зануда уверенно направилась к машине. Дойдя до трапа, напоминавшего высунутый язык, Зануда начала подниматься. Марик неуверенно сделал два шага за ней и остановился в нерешительности. Вдруг чьи-то сильные руки подхватили его сзади и в два счёта внесли в пасть, поставив слева от разделявшей её изнутри перегородки. Сзади, отрезая путь к бегству, опустили ещё одну.
Зануда крепко привязала его и вышла. Жеребёнок испуганно завертел головой, но короткий чомбур не давал как следует оглядеться.
Сзади с трапа раздался грохот, послышались уговаривающие голоса людей и глухое ворчание Тунгуса. Сердце подпрыгнуло и замерло. Марик забился, натягивая верёвку, и громко закричал:
– Кай! Ка-а-а-ай!!!
Из конюшни донеслось тревожное ржание Кая. Марик забился сильнее, пытаясь освободиться. Он не хотел, не мог, не желал расставаться с другом!
В этот момент, гулко простучав копытами по трапу, будто намереваясь разнести его, внутрь ввалился взмыленный Тунгус. Марика он словно не замечал.
Жеребёнок притих и опустил голову. Трап-язык с металлическим лязгом поднялся, и на лошадей обрушилась темнота.
Машина дико взревела, испуская клубы синеватого дыма. Пол под ногами Марика завибрировал, затрясся, резко рванул вперёд и выровнялся. Жеребёнок расставил ноги пошире и сосредоточился на том, чтобы не потерять равновесие.
Через некоторое время его глаза привыкли к сумраку, и он смог различить смутные очертания Тунгуса. За ним возвышалась гладкая стена. Впереди на железном крюке болтался рептух, набитый сеном. Временами машина поворачивала, и жеребёнок едва успевал поймать равновесие, чтобы не упасть и не удариться о металлические трубы, разгораживающие стойла. Ехали так мучительно долго, что Марик провалился в тревожную дрёму.
Проснулся он от того, что машина неуклюже переваливалась через какие-то ухабы, подпрыгивая на кочках, и ухала в ямы. Тряпка, которую Зануда надела на него, сползла и хлопала бахромой по животу и ногам.
Вдруг наступила тишина. Марик не сразу понял, что машина остановилась. Его ноги гудели и подрагивали от качки, словно отвыкли стоять на твёрдом полу. Лязгнул металлом замок, трап откинули, и лошадей ослепило ворвавшимся в машину ярким светом. Пахло тёплыми полями, начинающей пробиваться из-под сухостоя травой, жирной, влажной землёй.
Замок лязгнул ещё раз, открывая Тунгусу путь на свободу. Тот, медленно ступая по гулко вибрирующему трапу, аккуратно спустился.
Марик завертелся и тоненько заржал, боясь, что его оставят в брюхе железного чудища. Послышался топот ног, и в машину вбежала растрёпанная Зануда. Отвязав его, она подтолкнула жеребёнка назад. Марик дрожал, озирался, щупал ногами доски трапа. Угловым зрением он заметил мелькнувший хвост Тунгуса, повернул голову и сделал шаг вбок, чтобы разглядеть его получше. Но нога вдруг провалилась в пустоту, увлекая за собой жеребёнка, и тот кувырком скатился с трапа на землю.
Быстро вскочив на ноги и отфыркиваясь, Марик лихорадочно озирался. Перед ним лежало поле, далеко на горизонте чернел лесок. Оглянувшись, он увидел череду высоких разномастных заборов.
– Весь мокрый, бедняга, – прошептала Зануда, поглаживая его по шее. К ним подошёл Кормилец, держа в руках какие-то пакеты.
Марик со смешанным чувством беспокойства и признательности ткнулся носом Зануде в руку и замер.
– Ну, пойдём, малыш. Пойдём домой.
Они миновали высокий кирпичный забор, кучу опилок, накрытых железными листами, и вошли в узенькую калитку. Марик увидел перед собой песчаную площадку, примыкающую к приземистому зданию, расположенному буквой Г. На площадке стоял Тунгус, переругиваясь через ограду с невысоким гнедым незнакомцем. Тунгус выгибал шею, бил землю копытом, храпел и выглядел очень угрожающе. На всякий случай Марик опустил голову и облизнулся. Зануда отпустила его, он робко направился к Тунгусу и остановился на почтительном расстоянии. Тот вдруг отвернулся от соседа, подошёл к жеребёнку и тихо произнёс, наклонившись к самым его ушам:
– Это наш новый дом, Марик. Надеюсь, кормить здесь будут сытнее. Конюшен на свете очень много, и люди часто возят нас с одной на другую… поэтому опасно заводить друзей. Велика горечь разлуки.
Марик судорожно вздохнул и ничего не ответил. К нему подошёл Кормилец, сунул в рот сухарь, и они с Занудой поспешно вышли, закрыв за собой чуть скрипнувшую дверь калитки. Сердце Марика упало.
– А люди… хозяева тоже могут меняться?
– Да, малыш… Хозяева тоже иногда меняются, – в голосе Тунгуса мелькнула печаль.
Они остались стоять в середине плаца совершенно одни – робкий Марик и склонившийся над ним Тунгус. Марик уткнулся в вороную грудь Тунгуса и тихо всхлипнул. Тунгус ещё ниже опустил голову, коснувшись губами затылка Марика и едва слышно гукнул.
Вскоре пришёл конюх и забрал обоих в конюшню. Марику всё было ново и непривычно – и белый камень здания, и широкий проход, и большие окна, из которых лился мягкий вечерний свет, и высокие потолки, и ровный каменный пол. А главное, денники разгораживались светлыми решётками, через которые можно было смотреть в проход сколько захочешь и даже разговаривать с соседями!
Конюх, открыв дверь, впустил Тунгуса в его денник. Марика же провёл дальше – повернул налево, в небольшое отделение всего на три денника.
В ближнем, самом маленьком, стояла крошечная, очень круглая серая лошадка с густой длинной гривой. Марик вытаращил глаза, уставившись на неё: первый раз в жизни он видел лошадь меньше себя. Он и не знал, что такие бывают!
Конюх провёл его во второй денник, где жеребёнка ждала крупная охапка сена. Развязав бесчисленные узлы в бахроме и сняв попону, он удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Марик взглянул направо – дальний денник остался пустым. Не смея заговорить с незнакомой лошадкой (она была такой маленькой, что он не мог думать о ней как о лошади), жеребёнок огляделся. Прямо напротив его денника были ещё одни ворота, открывавшиеся наружу и дававшие потрясающий обзор. Можно было видеть большую часть конюшни, плац, лошадей, которых выводят гулять… и даже калитку, за которой исчезли Зануда с Кормильцем.
Погрохотав засовом, конюх распахнул ворота шире, предоставив жеребёнку любоваться улицей. Марик смотрел, как заворожённый, а лёгкий ветерок, гулявший по конюшне, трепал его гриву. Маленькая лошадка уплетала сено, не обращая никакого внимания на жеребёнка. Марик, покосившись на неё, поскрёб копытом, привлекая внимание, однако соседка лишь заложила уши и снова уткнулась в еду.
Из соседнего крыла конюшни донеслось ворчание Тунгуса. Вздохнув, Марик отошёл к другой стене денника и невидящим взглядом уставился на улицу. Из оцепенения его вывел звук открывающейся калитки.
Марик навострил уши и с замиранием сердца смотрел на то, как дверь, поскрипывая, медленно отъезжает в сторону. Не успела она открыться до конца, как во внутренний дворик ворвался чёрный вихрь с мелькающими белыми молниями. Марик заметался по деннику, поднимая тучи опилок, топча и разбрасывая сено. Вихрь на секунду замер, обретя знакомые очертания друга.