- Значит, по-твоему, отецнебредил,когдапыталсяоткрытькрышку
часов?
- Нет. На этот раз он был в здравом уме и твердой памяти.
Миссис Кленнэм покачала головой; в осуждение ли покойному, иливзнак
несогласия с мнением сына - осталось не вполне ясным.
- После его смерти я открыл эти часы, надеясьнайтитамкакую-нибудь
записку, какое-нибудь распоряжение. Однако, как вы и самизнаете,матушка,
ничего подобного там не оказалось, только между крышками лежала:старенькая
шелковая прокладка, вышитая бисером, которую я не стал вынимать; верно,она
и теперь лежит на своем месте.
Миссис Кленнэм движением головы подтвердила это; затем она сказала:
- Довольно разговоров о делахввоскресныйдень,-идобавила:-
Эффери, девять часов.
Услышав это, старуха торопливо убрала всесостоликапереддиваном,
затем вышла из комнаты итотчасжеворотилась,несяподносстарелкой
сухариков и точно отмереннойпорциеймаславвидеаккуратного,белого,
прохладного на вид комочка. Старик, вовсевремяэтойбеседынеподвижно
стоявший у двери, устремив на мать тот же испытующий взгляд, которым недавно
смотрел на сына, в свою очередь, вышел из комнаты ипосленесколькоболее
продолжительного отсутствия также воротилсясподносом,накоторомбыла
початая бутылка портвейну (судя по тому,каконотдувался,емупришлось
спускаться за ней в погреб), лимон, сахарницаиящичекспряностями.Из
всега этого, с прибавлением воды, кипевшей в чайнике, он приготовилгорячую
ароматную смесь, с аптекарской тщательностью отмеряя в стаканеесоставные
части. Миссис Кленнэм съела несколько сухариков, макая ихвэтусмесь;а
остальные сухарики старуханамазаламаслом,чтобыонамогласъестьих
отдельно. Когда, наконец, больная доела последний сухарик идопилаостаток
смеси из стакана, оба подноса с посудой были убраны, а книга, свеча, носовой
платок, часы и очки - вновь водворены на столик. После этого миссисКленнэм
вооружилась очками и стала читать вслух из толстой книги, с силой ияростью
выражая пожелания, чтобы ее враги (голос и тон не оставляли сомнений втом,
что это именно ее личные враги) были преданы огню и мечу, пораженычумойи
проказой, чтобы кости их рассыпались в прах и прах был развеян по ветру. Сын
слушал ее, и казалось, все прожитые годы отлетели от него как сон и он снова
был ребенком, каждый вечер обреченным выслушивать это мрачное напутствие.
Она захлопнула книгу и некотороевремясиделамолча,прикрывглаза
рукой. Старик, все в той же позе стоявшийудвери,такжеподнесрукук
глазам; то же, должно быть, сделала и старуха в своем темном углу.Наэтом
вечерние приготовления больной закончились.
- Спокойной ночи, Артур. Эффери позаботится о постели для тебя.Только
не жми мне руку; ей очень легко причинить боль.
Он осторожно дотронулся до шерстяной митенки, скрывавшей ее ладонь;но
чтошерсть!дажемедныйпанцирьнемогбысделатьэтуматьболее
неприступной, чем она была для сына, - и, выйдя из комнаты вслед за стариком
и старухой, стал спускаться вниз.