Скакун вступил в речную гладь,
Вернуться рад в нее опять.
«О милый, стой! Смотри, поток
Моих уже коснулся ног!»
«О милая, доверься мне!
Мы здесь на самой глубине».
«О милый, стой! Грозит беда,
Колени моет мне вода!»
«О милая, доверься мне,
Мы здесь на самой глубине!»
«Стой! Ради Бога, милый, стой!
Уж скрыта грудь моя водой!»
Ей не ответил милый друг,
И он и конь пропали вдруг.
Она зовет, но тщетен крик.
Завыли ветры в тот же миг.
Разбушевавшийся поток
На дно красавицу увлек.
Она три раза позвала,
Но торжествуют духи зла.
Краса пропала, с этих пор
Ее не видел смертный взор.
Красавицам совет я дам:
Коль будет рыцарь клясться вам,
То будьте осторожней с ним
И не пляшите с Водяным!
Теодор умолк. Монахини пришли в восторг от его голоса и мастерской игры на гитаре. Но как ни были приятны похвалы юному музыканту в любое другое время, на этот раз они его не радовали. Хитрость его не удалась. Он умолкал после каждого куплета, но ничей голос не ответил ему, и он оставил надежду повторить подвиг Блонделя.
Удар монастырского колокола напомнил монахиням, что им настало время собраться в трапезной. Прежде чем отойти от решетки, они поблагодарили отрока за удовольствие, которое им доставило его пение и взяли с него слово, что он непременно придет на следующий день. А потом, чтобы укрепить его в этом намерении, посулили, что в их обители его всегда будет ждать обед. Кроме того, каждая сделала ему небольшой подарок: одна дала коробочку со сластями, вторая — Агнус Деи, другие принесли святые реликвии, восковые изображения разных святых, освященные кресты, а также вышивки, восковые цветы, кружева и другие образчики рукоделий, какими славятся монахини. Они сказали, чтобы он все это продал, а вырученные деньги употребил на одежду. Продать же, заверили они его, будет легко, потому что испанцы очень ценят все, что сделано руками монахинь. Приняв эти подарки с почтительным смирением, Теодор пожаловался, что ему не в чем их унести. Несколько сестер поспешили на поиски корзинки, но их остановила пожилая монахиня, которую Теодор не видел, пока пел. Ее кроткое доброе лицо сразу расположило его к ней.
— А! — сказала привратница. — Вот мать Святая Урсула принесла корзинку!
Монахиня, так названная, подошла к решетке и подала Теодору корзинку. Она была сплетена из ивовых прутьев, обтянута внутри голубым атласом, а по сторонам расписана сценами из жития святой Женевьевы.
— Вот мой подарок, — сказала она, вкладывая корзину ему в руку. — Добрый отрок, не пренебрегай ею. Хотя на вид она ничего не стоит, в ней есть многие неявные достоинства.
Эти слова она сопроводила выразительным взглядом, который Теодор прекрасно понял и, принимая подарок, постарался встать как можно ближе к решетке.
— Агнеса! — шепнула она еле слышным голосом.
Но Теодор расслышал, заключил, что в корзинке спрятана какая-то весть, и его сердце забилось от радости и нетерпения. В эту минуту вернулась настоятельница. Она мрачно хмурилась, и вид у нее был даже более суровый, чем обычно.
— Мать Святая Урсула, мне надобно поговорить с тобой наедине.
Монахиня переменилась в лице и была несомненно испугана.
— Со мной? — переспросила она слабым голосом.
Настоятельница сделала ей знак следовать за собой. Мать Святая Урсула послушалась, а вскоре монастырский колокол ударил во второй раз, монахини направились в трапезную, и Теодор наконец-то мог унести заветную корзинку.