Хотя сказано все это было любезнейшим образом, намек был очевиден. Тем не менее он было приготовился возражать, но выразительный взгляд Эльвиры принудил его промолчать. Он не осмелился возразить ей, как собирался, что посещения ее дома ему вовсе не в тягость, — этот взгляд убедил его, что он разоблачен. А потому он принял ее слова молча, торопливо простился и вернулся в монастырь с сердцем, полным ярости и стыда, горечи и разочарования.
Антония, когда он ушел, почувствовала облегчение, хотя это не помешало ей искренне посетовать, что больше она его никогда не увидит. Эльвира тоже втайне опечалилась; мысль, что он им друг, приносила ей столько радости, что она не могла не посожалеть о необходимости изменить мнение о нем. Но она настолько свыклась с зыбкостью дружбы в этом мире, что новое разочарование недолго причиняло ей боль, и она попыталась дать понять своей дочери, какой опасности та подвергалась. Но говорить она могла только обиняками, чтобы, снимая с ее глаз повязку неведения, не сорвать и покрывало невинности. Поэтому она удовлетворилась тем, что напомнила Антонии об осмотрительности и строго приказала никогда не принимать аббата наедине, если он все-таки и впредь будет их навещать. Антония обещала помнить о ее наставлениях.
Амбросио поспешил в свою келью. Он затворил за собой дверь и в отчаянии бросился на постель. Жар желания, мучительное разочарование, стыд, что его застигли, страх перед прилюдным разоблачением наполняли его грудь невыносимым смятением. Он не знал, что делать дальше. Лишившись возможности видеться с Антонией, он уже не мог надеяться на удовлетворение страсти, которая теперь стала частью его жизни. Думая о том, что тайной его владеет женщина, он содрогнулся от ужаса, когда созерцал разверзшуюся перед ним пропасть, и от ненависти, когда вспоминал, что уже овладел бы предметом своих желаний, если бы не Эльвира. Осыпая ее ругательствами, он грозил отомстить ей и поклялся, что Антония будет принадлежать ему любой ценой. Вскочив с кровати, он принялся расхаживать по келье на подгибающихся ногах, выл от бессильной злобы, кидался на стены и предавался всем крайностям бешенства и безумия.
Он все еще был во власти этой бури чувств, когда услышал легкий стук в дверь кельи. Понимая, что его голос мог быть слышен в коридоре, он не посмел отослать непрошеного гостя восвояси, но попытался успокоиться и скрыть возбуждение. Когда в какой-то мере это ему удалось, он отодвинул засов. Открылась дверь, и вошла Матильда.
В эту минуту ее присутствие было ему тягостнее любого другого. У него не хватило твердости скрыть свое раздражение. Он отступил на шаг и нахмурился.
— Я занят, — сказал он поспешно и сурово. — Оставь меня!
Но Матильда не послушалась его, а задвинула засов и приблизилась к нему с кротким, умоляющим видом.
— Прости меня, Амбросио, — сказала она, — но ради тебя повиноваться тебе я не могу. Не страшись моих жалоб! Я пришла не упрекать тебя за неблагодарность. Я прощаю тебя от всего сердца и, раз твоя любовь более мне не принадлежит, прошу лишь немногим менее драгоценном даре — твоем доверии и дружбе. Мы не вольны в своих склонностях. Малая красота, которую ты когда-то находил во мне, исчезла вместе с новизной, и если более она не возбуждает желания, вина лежит на мне, а не на тебе. Но зачем столь упорно избегать меня? Почему ты бежишь моего присутствия? Тебя гнетет печаль, и ты не хочешь разделить ее со мной; тебя терзает разочарование, и ты не хочешь принять мои утешения; твои планы не удаются, и ты запрещаешь мне прийти к тебе на помощь! Вот на что я жалуюсь, а не на твое равнодушие к моим прелестям. Я отказалась от прав любовницы, но ничто не заставит меня отречься от прав дружбы.
Ее кротость оказала немедленное воздействие на чувства Амбросио.
— Великодушная Матильда! — сказал он, беря ее руку. — Как высоко стоишь ты над глупыми слабостями своего пола! Да, я принимаю твое предложение.