– Хорошо, – сказал Батя.
– А ружья-то – только у вас подходящие, Трофим Трофимыч.
– Правильно, – ответил Батя, – только у меня.
Иван встал, потянулся, похрустел косточками. Василиса нежно посмотрела на него, одернула сбившуюся на пояснице рубаху.
– А что, – сказал Иван, может, сейчас и пойдем? Пальнем пару раз. Как раз до выборщиков успеем.
– Хорошо, – сказал Батя, достал из штанов связку ключей, протянул старичку Прохору.
– С ними ступай, Прохор, арсенал отопрешь. Возьмите те, что в дальнем углу стоят, дедовские. Они номер лицензии не спрашивают. Некогда нам лицензию выправлять.
Иван и Джон вышли в почтительно распахнувшуюся перед ними и даже как бы попытавшуюся присесть, дверь. За ними похромал старичок Прохор, пряча в карман надкусанную ватрушку. Рукой с ключами от арсенала он вытирал рот.
– Авось, в этот раз лучше выйдет, – сказала Марья Моревна.
Под полом звякнули железные ворота, затем раздались веселые голоса во дворе. Василиса подошла к окну:
– Выборщики еще над лесом. А парни к старым ветлам на краю поля пошли.
– Время есть, успеют, – ответила Марья Моревна, подливая Бате в стакан, а себе в чашку.
Василиса села на лавку у окна, оперлась на подоконник, положила щеку на ладонь, стала наблюдать:
– Ваня первым стрелять наладился.
Бах! – донеслось через приоткрытую форточку.
– Вот так стая поднялась! Как туча! – воскликнула Василиса.
Бах! Бах!
– Галки как горох посыпались!
Бах! Бах!
Теперь к дубам пошли.
Бах! Бах!
– Ух, и там тоже – туча тучная!
Бах! Бах!
– Все, патроны закончились. Обратно идут, – сказала Василиса и вернулась от окна за стол.
В прихожей затопали, дверь с победным звоном распахнулась, вошли все трое, но старичок Прохор на этот раз первый.
– Тьму настреляли! – радостно сказал он, забираясь на свой стул.
Марья Моревна тут же налила ему в чашку кофе и пододвинула поближе блюдо с ватрушками.
Иван с Джоном поставили ружья в угол, тоже сели.
– Огородников послали птицу собирать, – сказал Иван. Вечером шестов в сарае возьмем, по полям натыкаем. Главное, чтобы вниз головами, чтобы крылья расправились.
– Не застынут до вечера? – спросил Батя.
– Не успеют, – ответил Джон. – Да и все равно времени не будет. Выборщики скоро уж появятся.
Старичок Прохор вдруг повернулся к стене и поднял брови. Стена была вся залита ярким светом, лившимся из окна. Ничто его не загораживало.
– Так они уже здесь, наверное! – воскликнул старичок Прохор.
Он привычно положил надкусанную ватрушку в карман, и в меру сил быстро доковылял до окна.
– Вот-те и выборщики, – протяжно и удивленно сказал он. – Садятся. Прямо на лес садятся.
Старичок Прохор взял с лавки лупоглаз, протер донышко рукавом, нацелился на дальний лес:
– Авария у них.
– Не может быть! – все, кроме Бати, сгрудились у окна.
Серый аэростат выборщиков, потерявший вдруг упругость, как-то весь сморщился и уже почти висел на вершинах столетних мачтовых сосен. Солнца, понятно, в таком состоянии он загораживать не мог.
– Поехать что ли, узнать, что случилось? – проговорил Джон.
– А галок развешивать – забыл? – толкнул его Иван.
– Галки, оно нужнее, – согласился Джон, – с аэродрома механиков отправлю, пойду позвоню.
– Что случилось? Что случилось? – пробурчал Батя. – Понятно, что случилось. Не первый раз под горячую руку.
Потом хлебнул из стакана, посмотрел в угол на ружья.
– Иван!
– Что, Трофим Трофимыч?
– Ружьишки-то в арсенал спусти, да почисти. Ключи вон – у Прохора возьми.
– Само собой, – ответил Иван, достал ключи из кармана старичка Прохора и унес ружья.
Снова звякнули железные ворота под полом.
– Ну, пока Джон распоряжается, Иван тоже пристроен, я насчет обеда распоряжусь! – сказала Марья Моревна и удалилась на кухню.
Василиса взялась ей помогать, а старичок Прохор так и застыл возле окна с лупоглазом перед прищуренным глазом.
– Нет, сегодня не долетят. Не починятся, – подвел он окончательный итог, снова сел за стол и потянулся за новой ватрушкой.
После обеда развешивали галок на шестах. А вечером, как обычно, сидели в саду и смотрели на звезды. Старичок Прохор дежурил у телевизора, а после полуночи тоже дохромал до скамейки.
– Ну, какие новости? – спросил его Иван.
Все благодушно посмотрели на Прохора.
Старичок Прохор отдышался и сообщил:
– Никто не победил. Будет второй тур. Только ваш этот – марсианин – свое отыграл. Не прошел во второй тур. Двух голосов аккурат не хватило.
– Бывает, – философски заметил Джон.
– Ну и пусть, – шепнула Василиса, прижимаясь к Ивану.
– Хорошо, – сказал Батя.
Старичок Прохор переместился поближе к Марье Моревне и стал что-то шепотом горячо просить ее.
– Да ты ополоумел, старый, такими пустяками щуку беспокоить! Не пойду спрашивать, и не думай. Подождешь до второго тура, не рассыплешься. Я лучше вон утром карасика выловлю и в реку отправлю на вечную жизнь. Чтоб соблазна не устраивал.
– Каково ему там будет, он, наверное, живой водой уже весь пропитался, – задумчиво произнесла Василиса.
– А тяжело поначалу будет. Сожрать его никто не сожрет, а шарахаться от каждой тени будет. Молодой еще, пока подрастет, – ответила Марья Моревна.
А галок, как стало видно утром, действительно поубавилось. Не подвели дедовские ни книжки, ни ружьишки.
НЕЗВАННЫЕ ГОСТИ
Василиса сидела на скамейке под яблоней и смотрела на котел перед собой. Котел стоял на трех камнях и трава под ним пожухла. Трава пожухла оттого, что котел был горячий.
Котел был горячим, и в нем кипело. Розовая пенка стояла над котлом рыхлой шапкой, и ее куски иногда отваливались, как от айсберга, и падали на траву. А также на плоскую спинку, как у краба, ВУмника. ВУмник поднимал над собой деревянную ложку и скидывал пенку с себя куда попало.
Попало на подол Василисе.
– Тоже мне, мешальщик нашелся! Мешаешься только! – воскликнула Василиса и отняла ложку у ВУмника.:
– Дай сюда!
Горячий яблочный дух растекался по саду.
Яблоко было и в руке Василисы. Наведя порядок в отношениях с прислугой, она поудобнее уселась на скамейке и надкусила яблоко.
– Хрум!
– Хрум! Хрум!
– Дзинь, – звякнул колокольчик у калитки.
– Хрум!
– Дзинь, – снова звякнул колокольчик, и за рослыми кустами смородины показались черные плечи, через одно из которых была перекинута скатанная рубашка, и улыбающаяся черная голова.
Джон вышел из-за последнего куста и церемонно поклонился:
– Здравствуйте, хозяйка!
– Что это ты голый по гостям расхаживаешь? – спросила Василиса, пододвигаясь на скамейке.
– Купаться ходил. А полотенце забыл. Пока шел, сох. Теперь уже можно и надеть.
– То-то я вижу, у тебя штаны мокрые.
– Штаны пришлось надеть. Там по дорожке у старой мельницы крапива совсем сбесилась – так и норовит стегануть. Дорожка узкая, не уберечься.
– Так ты на озеро ходил, к русалкам?
– К русалкам, – вздохнув, признался Джон.
– Не боятся они тебя, такого черного?
– Да нет, я уже не первый раз.
– А крапива, значит, не пускает?
– Не пускает, у нее инструкция – не пускать.
– А отворотный камень как же? Мимо него никто не может пройти.
– Я могу, – Джон наклонился к уху Василисы и что-то прошептал ей.
– Хитрый ты! Сразу видно, что дикарь, – сказала Василиса, – да уж ладно, никому не скажу. Ваньке разве только. С какого края ты его перепрыгиваешь.
– Женатым да замужним там нельзя купаться, – с убеждением сказал Джон. – Там не только камень, и вода отворотная.
Василиса задумалась и перестала жевать яблоко.
– А что это у тебя пенка розовая? – спросил Джон, забирая из руки Василисы ложку и пробуя варево.
– Бруснику добавила, – ответила Василиса, продолжая о чем-то думать.
Потом тряхнула головой:
– Перестань по котлам лазить! И что это ты в гости с пустыми руками пришел!
– Да нет, не с пустыми, – Джон полез в карман, – смотри, какой гребешок, – русалки подарили. В старину царевна утонула, от нее остался.
– Тоже, наверное, отворотный? – усмехнулась Василиса.
– Точно, русалки так и сказали. Заболит что-нибудь, или горькие мысли найдут, поскоблишь больное место, или причешешься, все и пройдет. Только злоупотреблять нельзя. Особенно с расчесыванием.