Энтони, занося чемодан Мори наверх, прошел за его владельцем в комнату и осторожно прикрыл дверь.
— Что это за тип? — требовательно спросил он.
Мори залихватски ухмыльнулся.
— Кто, Халл? А, с ним все в порядке. Он хороший.
— Да, я понимаю, но кто он такой?
— Халл? Да просто хороший парень. Он принц. — Смешок Мори возобновился с удвоенной силой и сопровождался серией приятных кошачьих гримас. Энтони не знал, улыбаться ему тоже или хмуриться.
— По-моему, он странный. И одет как-то непонятно, — он помедлил. — У меня смутное подозрение, что вы подобрали его где-то прошлой ночью.
— Пальцем в небо, — объявил Мори. — Я его почти всю жизнь знаю.
Однако, в силу того, что он завершил свою декларацию каскадом коротких смехоподобных звуков, Энтони был вынужден добавить:
— Да уж, так я тебе и поверил.
Позднее, перед самым обедом, пока Мори и Дик что-то обсуждали на весьма повышенных тонах, а Джо Халл внимал им в молчании, потягивая из своего стакана, Глория увлекла Энтони в столовую.
— Мне совсем не нравится этот Халл, — сказала она. — Пусть он моется в ванной Тана.
— Но я же не могу сказать ему об этом.
— А я не хочу, чтоб он пользовался нашей ванной.
— Да что тебе в нем не нравится?
— На нем белые туфли, как перчатки. Сквозь них пальцы видны. Бр-р! Кто он вообще такой?
— Спроси что-нибудь полегче.
— Ясно. Но это конечно нахальство — взять и притащить его сюда. У нас ведь не ночлежка для матросов!
— Они были уже на взводе, когда звонили. Мори сказал, что они со вчерашнего вечера что-то празднуют.
Глория сердито встряхнула головой и, не говоря ни слова, вернулась на крыльцо. Энтони видел, как она старается избавиться от своих подозрений и посвятить себя целиком наслаждению вечером.
День выдался поистине тропический, и даже в поздних сумерках с раскаленной дороги накатывали слабо дрожащие, словно желе, волны духоты. Небо было безоблачно, только за дальними лесами в направлении Саунда временами погромыхивало. Когда Тана объявил, что обед готов, мужчины, с разрешения Глории не надевая пиджаков, прошли в лом.
Мори затянул песенку, которую они довели до совершенства, пока ели первое. В ней было всего две строки и исполнялась она на мотив популярной «Дорогая Дэйзи». А слова были такие:
Жут-кая па-аника нас охватила,
С нею исче-езла моральная си-ила!
Каждый повтор приветствовался взрывом энтузиазма и продолжительными аплодисментами.
— Развеселитесь, Глория! — предложил Мори. — Ну-ка, ей богу, все! Давайте развеселим Глорию!
— Мне и так весело, — солгала она.
— Сюда, Танненбаум, — позвал он через плечо. — Я налил тебе выпить. Давай!
Глория попыталась остановить его руку.
— Пожалуйста, не надо, Мори.
— Но почему? Может быть, после обеда он сыграет нам на флейте. Сюда, Тана!
Тана, ухмыляясь, удалился со своим стаканом на кухню. Через несколько минут Мори налил ему еще один.
— Веселее, Глория! — кричал он. — Ради всего святого, не будьте так печальны!
— Дорогая, выпей еще, — советовал Энтони.
— Ну, пожалуйста.
— Веселее, Глория, — развязно вставил Джо Халл.
Глория вздрогнула при этом, ничем не обусловленном, обращении к ней по имени, и огляделась вокруг — заметил это еще кто-нибудь или нет? Это слово, столь легко скользнувшее с губ человека, к которому она не испытывала ничего, кроме неприязни, покоробило ее.