После ухода Шетарди, Нолькен долго думал, на кого же сделать ставку – на Бирона или Елизавету? Прикидывал так и этак и, наконец, выбрал Елизавету.
Он просто не смог придумать, чем бы заинтересовать баловня судьбы Бирона, у которого итак есть всё? А Елизавете Нолькен решил просто предложить денег (он был наслышан о том, что она постоянно испытывает в них нужду и имеет массу долгов). А подспудно он намекнёт принцессе на то, что Стокгольм станет и впредь оказывать ей достойное финансовое содействие, если она, в свою очередь, будет не против оказать содействие Швеции в некоторых обоюдных вопросах.
Дабы соблюсти секретность, подобраться к дочери Петра он решил через её преданного друга и лекаря Жана Лестока, передав через него царевне записку с просьбой о встрече.
Царевнин дворец
Весь день столица изнывала от удушающего горячего зноя. К ночи жара спала и, в преддверии грозы, воздух сделался тяжёлым и липким, точно патока.
Елизавета Петровна возвращалась с очередного куртага из императорского Летнего дворца в карете с доброй подругой Маврой, сестрицей Анютой и преданным лекарем Лестоком. Опираясь на руку Лестока, она вышла из кареты и остановилась, обмахиваясь веером:
– Постоим немного.
– Я устала, сестрица, – призналась Анюта, – Хочу спать.
– Ступай, – разрешила царевна и кивнула Маврушке, – Проводи. Что-то не нравится мне её хандра. Как бы не расхворалась.
Они с Лестоком остались одни.
– Душно, – пожаловалась Елизавета.
– Да, уж. Есть от чего задохнуться.
– О чём ты?
– Вы видели, Ваше высочество? Сегодня императрица выглядела особенно плохо! Она едва сидела в кресле! И ушла, не дождавшись танцев, – Лесток перешёл на шёпот, – Я располагаю точными сведениями, что она мочится кровью и страдает ежедневными обмороками из-за сильных приступов боли! Дни её сочтены!!
Царевна продолжала совершать размеренные движения веером и молчала.
– Россия стоит на пороге большой смуты! – не унимался он, – Случись сейчас что с императрицей, на престоле окажется младенец. И тот, кто отвоюет право регентства, будет управлять страной.
– У этого младенца есть родители, – напомнила Елизавета.
– Принцесса Анна Вам не соперница! За те три года, что она провела взаперти после неприятной истории с графом Линаром, да ещё год просидела в своих покоях из-за беременности, она привыкла к затворничеству.
– Ну, и что?
– Принцесса Анна не жаждет завоевать любовь подданных и сплотить вокруг себя единомышленников! – пояснил Лесток, – Вероятно, она полагает, что её будут почитать лишь за то, что она родила России наследника! Все её сподвижники – одна фрейлина Менгден! А её самой будто и нет вовсе!! Это не правительница, а – фантом, пустое место!!
Елизавета лишь мягко улыбнулась в ответ:
– Тем она и будет желанна Кабинету министров! Безвольной натурой легко управлять.
– Да, если бы только её супруг не был Брауншвейгским принцем! – парировал Лесток, – Вы же понимаете; едва он вступит в регентство, назавтра же русский двор наводнят австрийцы. Неужели Вы готовы допустить, чтобы Венский двор заправлял делами России?
– Принцу Антону-Ульриху регентство? – иронично хмыкнула царевна, – Ты забыл про герцога Курляндского!
Лесток нахмурил лоб:
– Про герцога Курляндского?
– Вот уж кто сделает всё, чтоб не допустить к власти Брауншвейгскую фамилию, лишь бы самому остаться у кормушки! – рассмеялась Елизавета, – Ох! И что он только уже ни делал, чтоб закинуть ногу на трон!! Вообрази, уговаривал государыню выдать Анну за его сына Петрушку. А теперь настойчиво сватает его за меня.
– А Вы что же?
– Я? Я взяла время подумать. И, если только я соглашусь на этот брак, то после смерти сестрицы Бирон преподнесёт мне корону на блюдечке.
– Так, может, это хорошее предложение?
– Шутишь?!
– Вы можете стать императрицей!
– Одно только слово, что императрицей. Но править-то Бирон будет сам!!
– Но герцог не любим при дворе, – напомнил Лесток, – За десять лет он снискал себе лишь зависть и ненависть. К тому же русские вельможи никогда не забудут его низкого происхождения.
– Равно, как и моего!
– Ваше высочество! Вы – дочь их любимого царя Петра Великого.
Она осадила его одним строгим взглядом:
– Не будь наивен, мой друг! Я прекрасно знаю, что обо мне говорят при дворе! Они не могут мне простить моей матери, лифляндской простолюдинки. И того, что отец сочетался с ней браком уже после моего рождения, – и посмотрела вверх на сгущающиеся тучи, – Идём в дом, Жан! Сейчас будет дождь.
Лесток не желал отступать:
– Елизавета Петровна, и всё же Вы недооцениваете своё окружение! – и, предусмотрительно оглядевшись вокруг, сообщил, понизив голос, – Шведский посланник Нолькен сегодня на балу пожелал выразить своё намерение поговорить с Вами наедине. Он передал записку.
Елизавета двумя пальцами перехватила из его рук записку и усмехнулась:
– Швеция?! Что, почуяла, что запахло жареным?
Грянул дождь. Царевна, подхватив подол платья, весело хохоча, бросилась к крыльцу. Лесток, поддерживая её под локоть, устремился вслед.
Спустя три дня Нолькен отписал в Стокгольм, что его первая встреча с Елизаветой прошла успешно. Деньги царевна приняла. В ответ же на его условный намёк об оказании содействия Швеции в некоторых обоюдных вопросах, ничего не сказала, но отреагировала приятной улыбкой.
Граф Юлленборг одобрил действия посланника и велел продолжать намеченные действия в отношении дочери Петра Великого, в подробностях сообщая ему незамедлительно обо всех деталях, касающихся этого предприятия.
дом княгини А. И. Гессен-Гомбургской
– Катенька! К тебе гостья, – сообщила Анастасия Ивановна, пропуская к ней в комнату Анну Скавронскую.
Катерина, отложив вышивание, удивлённая поднялась, приглашая гостью присесть:
– Проходи. Я рада тебе.
Та сняла шляпку и расположилась на кушетке.
– Я распоряжусь насчёт чая, – пообещала княгиня и удалилась, оставив девушек наедине.
– Я пришла просто так, по-приятельски, – будто извиняясь, произнесла Анюта.
– Ты очень хорошо сделала, что пришла. Ко мне редко, кто приходит. После того, как Маша…, – Катерина осеклась, – В общем, после того, как случилось это несчастье с Волынскими, я лишилась единственной подруги. И теперь скучаю.
– И у меня всё в точности так же, – подтвердила Анна, – Знаешь, я подумала, раз уж мы обе дружили с Машей и обе в одночасье лишились этой дружбы, то, может быть, ты не станешь возражать против того, чтоб я навещала тебя. А ты – меня.
– Ты предлагаешь дружить?
– Да, – робко подтвердила она и взволнованно прикусила губу, – Что скажешь?
– Я скажу, что очень рада!! – воскликнула Катерина, – Ведь у меня совсем нет подруг.
– У меня – тоже.
– Выходит, мы два сапога пара, – рассмеялась Катя.
– Постой, ты сказала, что у тебя нет подруг. А разве Анастасия Ягужинская тебе не подруга? – настороженно поинтересовалась Анна.
– Что ты! Нет! Я её почти не знаю!
– Но она была у тебя на дне рождения в прошлом году.
– Её Петя Трубецкой пригласил. Они дружат с детства.
– Вот как? – Скавронская облегчённо вздохнула, – Это хорошо.
– Почему это хорошо?
Анюта смущённо поправила ленту на платье и произнесла:
– Видишь ли, если бы ты была её подругой, то мы вряд ли смогли бы дружить.
– Почему?
Она вдруг потупила взгляд и долго не решалась заговорить. Наконец, подняла на Катю большие испуганные глаза:
– Скажи, раз уж мы подруги, то я могу тебе доверить свой секрет?
Она растерялась:
– Мне прежде никто никогда не доверял секретов. Но…, конечно, можешь. Обещаю, сохранить его в тайне.
Анюта доверительно взяла её за руку и выдохнула:
– Мне очень нравится Иван Лопухин.
– Ух…, – только и смогла произнести Катя, потрясённая её искренним признанием, – А он?
– Раньше мне казалось, что и я ему нравлюсь. Но последнее время я склоняюсь к мысли, что он меня обманывает. А началось всё в тот день, у тебя в гостях, когда Ягужинская вдруг при всех рассказала, что Лопухин ухаживает за ней и заваливает дорогими подарками.