А Бен Керри, производивший впечатление чопорного и тщеславного человека, оказался остроумным и веселым малым с неиссякаемым запасом смешных историй о журналистах. Мы веселились на протяжении всего ужина — обильного и беспорядочного, так не похожего на тщательно продуманные застолья тети Хильды. Теперь, освоившись в новой компании, я неожиданно обнаружил в себе шутовскую жилку и дурачился напропалую вместе с Оливером и Бриджит. Серьезный Дэвид краснел, как помидор, а потом громко заливался смехом. Ева и Бен Керри улыбались друг другу и после ужина куда-то исчезли. Миссис Элингтон занялась Дэвидом и ушла укладывать его в постель. Бриджит и Оливер, которые никак не желали спускаться обратно на землю, внезапно решили что-нибудь сыграть. Я настоял на том, чтобы помочь Джоан с посудой. У Элингтонов была служанка, но сегодня она легла спать пораньше.
— Как любезно с твоей стороны, Грегори, — сказала Джоан, когда я стал вытирать мытую посуду. — Но лучше бы ты не утруждался: погода ужасная, не хватало тебе еще опоздать на трамвай.
— Не имеет значения! — Я не лукавил, хотя погода действительно стояла премерзкая: мокрый снег превратился в слякоть. — И не так уж это любезно с моей стороны. Во-первых, мне приятно побыть с тобой…
— На старой грязной кухне? — Джоан рассмеялась.
— Да. И еще я не хочу, чтобы сегодняшний вечер заканчивался, не хочу его отпускать. Он такой чудесный! А если он закончится, то, возможно, я потеряю его навсегда… Заблужусь в лесу и больше не найду дороги в волшебный дом, где был так счастлив.
— Ты такой чудак, Грегори.
Мне никогда не приходило в голову, что эти необыкновенные люди могут и во мне видеть что-то необыкновенное. Я неуклюже попытался объяснить это Джоан.
— Напротив, мы обычные, а ты — нет. Расскажи о себе. У тебя ведь нет родителей?
Я коротко рассказал ей про смерть отца с матерью и про то, как я приехал жить в Браддерсфорд. К тому моменту, когда я закончил, грязная посуда уже была вымыта, и Джоан вытирала руки. Глядя в тусклом свете кухни на ее бледное лицо, обрамленное темными волосами, я подумал, как странно, что именно она — самая старшая и совсем уже взрослая — интересуется мною больше всех. Я робко сказал об этом Джоан.
— О, так это очень легко объяснить, — непринужденно ответила она. — Видишь ли, с Оливером вы еще плохо знакомы, а он в душе застенчив. Весь интерес, который Ева испытывает к людям вне семьи, сосредоточен сейчас на Бене. А Бриджит — ну, она пока не очень-то интересуется людьми, она больше увлечена собой, музыкой и всякими безумными идеями. Остаюсь только я, если не считать папы, мамы — им обоим ты очень нравишься, — и Дэвида, который еще в бессознательном возрасте. Так что пока тебе придется ограничиться мной, Грегори. — Она улыбнулась и подошла ближе, пристально глядя на меня огромными скорбными глазами, готовыми вот-вот наполниться слезами. — Грегори, у меня к тебе большая просьба. Я волнуюсь за отца.
— Почему? — удивился я. — С ним вроде бы все хорошо.
— Да-да, — спешно зашептала Джоан, — но я волнуюсь, потому что иногда он кажется очень встревоженным. Это началось недавно. Думаю, причину надо искать на работе, больше негде. Ты в конторе все время рядом с ним и должен знать что-то, чего не знаем мы, поэтому очень тебя прошу: если что-нибудь разведаешь, сообщи мне. Нет, сейчас мы это обсуждать не будем, мама вот-вот спустится. Но ты помни мою просьбу, хорошо, Грегори?
И она очень серьезно на меня посмотрела, словно мы с ней только что обнаружили, как опасна жизнь и как она не похожа на пантомиму. Затем Джоан на миг стиснула мою руку.
— Мама идет! Ей ни слова.