Семеновна уже здесь, проводит, как раньше бы сказали, политинформацию. Сейчас вроде, это «дайджест» зовется. Как всегда с калькулятором в руках. На цифрах объясняет очереди, сколько нам достанется прибавки с января. Осчастливили нас, с боярского плеча, накинули, аж четыре процента.
– И сколь, Семеновна, у меня теперь будет? – спрашивает одна из «ожидающих».
– Так, у тебя пенсия, десять, – уточняет Семеновна. Та, кивает головой. Щелкает калькулятор.
– На твою десятку, положено тебе 370 рубликов, – объявляет счетовод.
3
– Благодетели, – тихо говорит, та, что спрашивала, присаживаясь на стул, продолжая шевелить губами. Мы все ее прекрасно понимаем. Если бы на улице не моросило, и мы бы, в ожидание очереди стояли на крыльце почты, то много интересного мы бы услышали из ее уст, про депутатов и правительство.
Но здесь в помещение, она молча шевелит губами, а мы, киваем головами, полностью и категорически, соглашаясь с ее оценкой…
– Да и это-то так просто не отдадут. Придумают чего – ни будь. Не бывало такого, чтобы дали, а потом назад не вернули, – качает головой соплеменница, рядом со мной.
– А чего тут думать. Вон, магазин рядом. Цены, что ни день, как в том гимне «Все выше и выше и выше», – фальшивя, пропела «Справедливица». Ведь не зря же Сергей Михайлович, все время пишет, о введение налога на богатых. Глядишь, и поумерили бы свой пыл, – поминает она своего вождя. Так то, в партии она не состоит, но каждые выборы идет агитатором в «Справедливую».
Не за идею носиться, за деньги. Говорит, что и платят неплохо.
–Балаболка он, такая же, как ты,– прекращает в зародыше политический выпад Семеновна, – на заборах тоже, много чего пишут. Вот если бы все, что там написано, да исполнилось…
Все сразу примолкли, две женщины даже перекрестились, вспомнив надписи на заборах.
Кто-то в сердцах высказался, – пронеси, господи, от этаких напутствий.
– И я о том же. Говорить и писать одно, а делать другое. Пишет он, для дурашек, вроде тебя, – объяснила Семеновна, – Ты пойми своей толоконной головой. Он, что, сам на себя налог введет?
– Кто, девки, первый с конца? – шутя, спрашиваю я.
– А ты сажал туда, чтобы сгонять? – отвечает сама бойкая на фоне раскатистого смеха других.
– И какая дура добровольно с него слезать будет? – подхватила веселье «Справедливица».
–За мной держитесь, – предложила дама в красной шляпе, под псевдонимом «Клавиша».
Первое время, она на всех на нас смотрела высокомерно, слова растягивала, лениво цедя сквозь зубы, всем своим поведением, показывая, что мы ей не ровня.
Придя первый раз на почту, с порога объявила, что она бывший номенклатурный работник, который всю свою жизнь посвятила народу, повышению его материального благополучия и улучшению жизненного уровня на фоне повышения общего благосостояния страны.
Когда стоявшая за ней в очереди Семеновна, злая за то, что та не пропустила ее вперед, заглянула в ее листок, и увидела сумму предназначенной к выплате пенсии. Это ударило ее в самое сердце, отозвавшись оттуда набатом, и она заявила на все почтовое отделение, – Я сорок пять лет на стройке, отвалтузила и то столько пенсии не получаю, сколько эта… номенклатура, за свою эту… клавишу.
С тех пор, она стала «клавишей», а когда еще узнали, что и зовут ее Клавдия Шавеловна, оценили прозорливость Семеновны, и приняли Клавдию Шевеловну под псевдонимом «клавиша» в свои ряды. Сначала она фыркала, обжигала всех гневным взглядом, но со временем видимо поняв, что вся «номенклатура» в прошлом: кабинета нет, просителей нет, ушло и раболепие подчиненных.
Что теперь как ни крути, она, одна из нас, раз в месяц стоящих за пенсией в очереди.
– Я могу и за тебя подержаться, – скаламбурил я на ее слова.
– Больно надо, – взглянула на меня «клавиша».
–Объясни, как надо больно и где, – в шутку, притиснулся я к ней.
–Вот мужики. Ну, заразы же,– тут же отозвалось, наше «недремлющее око», Семеновна, – мало того, что всю жизнь у нас на шее сидят, так и тут подкатываются к той, у кого пенсия больше.
– Ой, девчонки, хочу вам про пенсии рассказать,– вступает в разговор «Справедливица»,
–У соседки муж недавно из тюрьмы вернулся. За тридцать лет, что в соседях живем, я его всего два раза и видела. Он, я думаю, из этих… ленинских соратников, тоже всю жизнь по тюрьмам. А тут выхожу, я с ведром мусор выкинуть, а он стоит на площадке, курит. Поздоровалась, он тоже мне, и мы вам с кисточкой. Девки, как рот открыл, там зубы сплошь золотые, я как увидела, чуть ведро не выронила. Еле с собой совладала, но спрашиваю,– Надолго, или так проведать? А кто его знает,– отвечает. Думаю вот, от дел праведных отдохнуть, пенсию выправить, а там видно будет.
Я опять спрашиваю, – Ты же с нар не слезал, злодей, какая, такая пенсия? А он мне, – Конституцию, иногда почитывать надо, – и смеется, зубами своими ослепляя.
– Думаешь, удивила? – отвечает ей соплеменница из очереди, знакомая с такой ситуацией,
– У меня, муж сестры, такой же «ударник тюремного труда». Пенсия у него такая же, ну, может чуток поменьше, чем у меня.
4
– Пенсия – то откуда, они же не работали. Воровали да грабили, – возмущается «Справедливица».
– Это ты у «Клавиши» узнай, она про благосостояние народа все знает, – советует ей Семеновна.
– Я работала, с другими категориями граждан, – тут же отзывается Клавдия Шевеловна.
– Это которые, задницы креслами, полируют, – уточнила Семеновна.
Клавдия Шевеловна, недовольно фыркнула, давая понять, что с «неотесанными» говорить не желает.
– А не двигаемся почему? – громко поинтересовался я.
– Денег пока нет, – пояснила мне первая в очереди, стоящая у самого окошка выдачи в которой я признал соседку по дому.
– А скоро и совсем не будет. Слышали в новостях? Два миллиарда, Африке подарили, у них там с пенсиями, тоже полный завал,– объяснила отсутствие финансов Семеновна.
– А до этого говорили, что Киргизии все долги простили, – поддакнула моя соседка.
– Вот, а мне с 85 года, по страховке сына до сих пор вернуть не могут,– посетовала середина очереди.
– Какая страховка? Ты как с луны свалилась? Нам-то еще раньше, все свои долги государство простило. Ты чего, не слышала? Как Ельцин распинался, – Простите, россияне, – возмутилась Семеновна.
– Сейчас не так, говорят. Сейчас, держитесь, говорят, мол, дальше будет еще хуже, – поправила ее, моя соседка.
– Ну, вот о чем, вы говорите? – во весь голос, стала возмущаться «Клавиша», – инфляция падает. Валовый продукт растет. Благосостояние народа постоянно повышается. Реновация началась, пятиэтажки в Москве сносят. Жителей по новым квартирам, благоустроенным и большей площади расселяют.
А сносить-то зачем? Сдуру-то можно и «инструмент сломать? Взяли бы с коммуналок, да хоть бы и от нас с Октябрьской улицы, и поселили в эти дома. Со времен, ударных строек, там живут,
– высказалась середина очереди.
–Ишь ты чего захотела? С голым задом, да в Москву. Сама слышала, скоро и так туда, только по «визам» пускать будут, – отбила «хотелки» Семеновна.
Я вжикнул молнией на куртке, расстегнул еще одну пуговицу на рубашке. Чувствую, пошел «накал», на почте становится жарковато
– А тут удивляться нечему,– подхватила «Справедливица». Турникетов везде понаставили, от народа отгородились. В милицию пошла, фиг тебе, турникет. Так мало турникет, сбоку еще будка стеклянная, за стеклом еще одна «будка» только в форме, да еще говорить может, но только вопросами, – Паспорт? Размер лифчика? К кому? Здесь ответишь, на третьем этаже, где прокуратура и суд опять, спрашивают, правда, там «Будка» без будки, на третьем этаже ее поставить некуда, -
Паспорт предъяви? Что в лифчике носишь? А что за двадцать ступенек изменилось? Если только, паспорт от стыда цвет поменял. Раньше в горсовет свободно ходили, к любому можно было зайти.
Теперь ни как. Тоже «дуболома» на входе поставили турникет охранять. Тоже одни вопросы,
– Паспорт? К кому? Замучаешься этому сторожу объяснять. А как только дойдет до него и соизволит пропустить. Тут же звонит в тот кабинет, куда ты идешь. Это чтоб, все успели убрать со столов. Чашки, рюмки, ложки, вилки, колбасу, печенье, и конфеты. На компьютерах игры закрыть, в зеркало глянуть, на лицо деловое выражение накинуть. А то еще вместо этого, расстроенно – злобное изобразить, чтоб, сразу значит, с другой стороны дверь закрыли и не мешали.