– Вот видишь, а я узнал одну. – он высунул свою голову в зал и выкрикнул. – Дрил, напомни мне свою фамилию.
– Дрил Моррис Рид, – донеслось оттуда. – А что случилось?
– Как много твоих однофамильцев ты встречал?
– Достаточно.
– А если не считать членов твоей семьи?
– Тогда ни одного, – послышалось разочарованное сопение.
– Моррис Рид, – проговорил Энтони указывая на одну из фамилий. – Необычная, двойная. Такую и в нашем мире то не часто встретишь.
– Да причем здесь фамилия, – посмотрел на него Николас. – Ты же знаешь, закон симуляции. Она создается в точности похожей на наш мир, после чего начинаются неуловимые изменения, которые в будущем приводят к необычным воздействиям на окружающий мир. Фактически уже через минуту, прошедшую в нашем мире, в созданной симуляции проходит чуть больше двенадцати часов, и она изменяется, что впоследствии выливается в кардинальные изменения. Симуляции не похожи на наш мир, как и на другие симуляции.
– И как часто в них встречается что-то похожее?
– А в скольких из них тебе удалось побывать? – вопросом на вопрос ответил Николас. – Их тысячи тысяч, вспомни сколько их в главной лаборатории, а на складах пылятся. Поверь ты мне, что в одной из них кто-то с фамилией Дрила мог стать ученым, а в другой и мы можем встретить себя, если вдруг удачно попадем, парадокс Итанна вспомни. В некоторых нас нет, а в других…
Николас вдруг замолчал, глядя на Энтони и тот тут же понял причину его неожиданного срыва.
– А в других и Карен вероятнее всего жива. – закончил он после недолгой паузы. – Как ты думаешь, сколько раз я размышлял о том, чтобы плюнуть на все, уйти в симуляцию и остаться там до конца. Пускай потом бы похоронили мое тело, но я бы был с ней вместе, рядом, где-то там, в одной из светящихся ячеек, в пыльном шарике, созданном в лаборатории.
– Прости. – только и смог проговорить Энтони. – Ты же знаешь, что это невозможно, нас вызывают только тогда, когда симуляция показывает сбой.
– Вот поэтому я еще здесь. – усмехнулся Николас и вышел обратно в зал, где молниеносно изменился и протянул Дрилу, газету со словами – Держи, после будешь хвастаться, что твой однофамилец видным ученым стал и в газетах о нем пишут.
– Даже у нас про газеты давно забыли, – спохватился Дрил, все еще избирательно разглядывающий брелоки с животными. – А здесь их до сих пор издают.
Он с интересом взял газету, быстро ее пролистал и за неимением мусорного ведра просто кинул себе под ноги со словами:
– Тоже мне подарок сделали.
– Ну мы, попытались, – начал Николас, но его оборвал Энтони, появившийся следом.
– Фрэнк, отрывайся от пола, пора следовать дальше, если хочешь, возьми себе в дорогу поиграться, но нам пора.
– Пора, значит пора. – Пробасил Фрэнк, поднимаясь с пола и потягиваясь, так сильно, что суставы в его теле затрещали как громовые разряды. – Что я вам ребенок что ли, чтоб играться. Я взрослый мужик, а не пацан.
Под дружные смехи коллег он первым вышел из магазина обратно на улицу.
«Чем еще заниматься в симуляции» – размышлял Николас, идущий замыкающим в импровизированной колоне из четырех человек – «Как не пытаться узнать ее предысторию».
Необратимые моменты прошлого, приведшие к истреблению целой цивилизации. Уничтожившие окружающий мир и создавшие на его руинах свой собственный. Пустынные улицы Нью-Йорка, могли многое рассказать человеку, прожившему в аналоге этого города не один десяток лет.
Большинство зданий изменились до неузнаваемости. Они не перестраивались, не реставрировались. Они создавались заново по новым чертежам, согласно совершенно другим планам. Что такое сто лет для города? И двадцати, пожалуй, для него много, с его движением, с ритмом жизни, а сто и вовсе более чем достаточно, для того чтобы город стал другим.
Конечно Николас был уверен, что с легкостью сможет ориентироваться и здесь. Множество улиц, остались под прежними названиями, некоторые места все так же были узнаваемы, но в целом, в целом все стало новым. Город словно бы поднялся, расправил плечи, превратился из взрослого юноши в полноценного мужчину, с новыми взглядами, новым ритмом жизни, новым течением времени.
Вот и сейчас, продвигаясь по старому Бруклинскому мосту, который пересекает в его мире Ист-Ривер, он видел на ее месте, глухие стены необычных домов, выросшие на всем ее протяжении и лишь по легкому журчанию еще слышимых вод, он мог догадаться о том, что река все еще стремиться в залив Аппер, где через Лоурен все так же набрав силы, устремляется в Атлантический океан, к побережью которого они и продвигаются.
Конечно каждый из здесь идущих, узнает истории, такой, какой им интересно. Все так же шествующий впереди Фрэнк уделяет больше времени оружию и вооружению, поэтому и старается не пропустить ни одного соответствующего магазинчика, заскакивая даже в попадающиеся на их пути музеи, где со всей осторожностью осматривает неизвестные ему образцы, после чего возвращается к ожидающей его команде, и они вновь двигаются вперед.
Дрил наоборот, далек от этого. Его коньком всегда считались современные технологий, которые он с детским восторгом выуживает из очередных магазинов и ковыряет по дороге, полностью игнорируя происходящее вокруг. Его основной мечтой всегда было оказаться в техногенной симуляции, где техника, вышедшая на первый план, заменила весь окружающий мир. Иногда Николасу казалось, что Дрил умышленно желает дождаться пришествия киборгов и спалить мир в ядерной войне, лишь бы для того, чтобы убедиться в том, что следующий мир будет лучше, чем тот который его окружает. Хотя, сам он даже не удивляется, оказываясь в симуляции, продуманной и созданной так умело, что ее попросту невозможно отличить от реального мира.
С Энтони все совершенно по-другому. Он ищет историю. Ищет прожитые жизни, ее творившие. Вырезки из старых газет, записи в блокнотах, нечаянно оброненных в спешке и не успевших раствориться в потоке времени. Он выуживает изнанку этого мира до ее составляющих. Вглядывается в него глазами людей давно ушедших. Понимает его как они и узнает его таким, каким он был на самом деле. Без притворного лоска глянцевых обложек и безумных теорий раздутых желтой прессой.
Сам же Николас всегда любовался архитектурой города. Она давала ему ответы на всевозможные вопросы. Как он жил, чем любил заниматься, к чему стремился. И сейчас он полностью видел картину ушедшего мира. Ему стоило лишь закрыть глаза и прислушаться, как он мог определить людей, спешащих по своим делам. Открываемые двери ресторанов с заманчивыми запахами, доносящимися из их внутренностей, и декоративные колокольчики у местных магазинчиков, которые колеблясь от прикосновения, создавали необычную трель. Похлопывание ставней на книжных лавках и у бакалей и холодный стук метала у спортивных залов, разбросанных то тут, то там. Николас видел праздную жизнь города так отчетливо, что словно сам переносился в прошлое, чтобы съесть очередной обед в кафе напротив, прочесть свежий выпуск новостей и отправиться на работу в одну из высоток, умело расположившихся на верхних этажах. Он слышал музыку прошлого, доносящуюся из брошенных в беспорядке автомобилей и видел картинки, приоткрывающиеся ему через небрежно закрытые занавески.
Город жил, так же, как и его родной Нью-Йорк, но этот, жил в ожидании. Готовился к чему-то, опасался. Об этом твердили и металлические решетки, скрывающие под собой витрины и накинутые роллеты, спрятавшие за своей спиной внутренности тех или иных домов. И если весь остальной город выглядел небрежным, спокойным, то именно эти вещи твердили о том, что он опасался. Ждал нападения кого-то или чего-то. Готовился к их приходу.