– Тутанхамон, – выдохнул Артём.
– Эхнатон, – поправил Котик, – Он же – Аменхотеп, он же муж небезызвестной Нефертити, он же – великий реформатор, он же…
– Черт! – Артём со злостью раздавил в пепельнице окурок, – а меня заклинило на Тутанхамоне.
– Стандарт мышления, – без иронии и превосходства сказал Котик, – Лицо на фото было фараонское, а самый хрестоматийный для большинства – это Тутанхамон. Поэтому Алекс так отреагировал. А в тебя засело. Значит, и тебя…
Мобильник Артёма заверещал, сообщая о месидже от Ады. Артём прочел: «Эхнатон». Она переслала и фото.
– Ведьма, – сказал Артём, – а она откуда взяла?
Пока он думал, говорить об этом Котику или нет, тот, перегнувшись, будто за зажигалкой, посмотрел картинку.
– Ну, – безлично произнес он.
– Мистика какая-то, – сказал Артём, – все равно, ты мне не поверишь. Хочешь, засади, хочешь, оштрафуй – делай, что хочешь, но я не знаю, что тебе сказать.
К его удивлению, Котик не стал настырничать. Допил пиво, похлопал саксофонисту, бросил какую-то незначительную реплику по поводу «Поплавка», где уже собираются не эстеты, а чёрт-те кто и сказал, что ему пора. Даже не предупредил, чтобы Артём позвонил, если что надумает. Это было особенно плохо. Они сухо простились.
Артём заехал на базар, купил веник, отправился в цветочный магазин и попросил упаковать «букет» так, чтобы содержимое стало понятно только после того, как снимут обертки. Взял в супермаркете кучу разных орешков, сухофруктов, отличное гранатовое вино и отправился к Аде.
Выражение ее лица при виде шикарно упакованного букета – Артём никогда не дарил цветы – из индифферентного стало удивленным. Правда, с плохо скрываемой радостью, за которой читалось: «Я сломала его». Приняв пакет, она отправилась на кухню. Артём занял место у окна, понимая, что в этом случае прагматичная Ада вряд ли швырнет в него что-то тяжелое, способное разбить стекло. Но она опять обманула его ожидания. Вошла с подносом, на котором были вазочки со всякой принесенной им дребеденью, вино, бокалы и ваза с веником. Веник, кстати, смотрелся в букете неплохо. Расставила все на столе. Он разлил вино, она попросила включить музыку. Выпили. Заговорили о пустяках. Артём почувствовал, что ему не по себе. Случайно поймал взгляд Ады – ухмыляющийся. Она поставила на стол старинный потрясающей работы графинчик и усмехнулась уже открыто.
– Отравила, – понял он и, собрав последние силы, двинулся к выходу.
– На кушетку, – услышал он и вырубился.
*****
Мальчик заглянул в комнату и увидел на кушетке маму. Рядом стоял какой-то дядька и что-то над ней делал. Никогда! Никогда мальчик не видел на ее лице такого выражения блаженства. А он ведь всегда старался угодить ей! Он так старался, но она всегда оставалась печальной, изредка улыбаясь так, словно это причиняло ей боль. И вдруг какой-то гнусный дядька, и эта его поза над ней и… испуг в глазах мамы, когда она поймала взгляд сына и… дядька, обернувшийся, чтобы увидеть, что ее так напугало. Если бы дядька не обернулся, может, все не было бы так ужасно. Может, не произнеси он: «Не бойся!», все кончилось бы иначе. Но он обернулся и сказал эти слова, потом его отшвырнуло к стене, что-то хрустнуло в шее и…
*****
Артём открыл глаза, когда сердце готово было вырваться через его хрипящий рот. Он сжал губы, усилием воли загоняя его обратно, смахнул пот с глаз и увидел ведьму. Впервые в жизни в ее глазах читался страх.
– Боишься? – прошипел Артём и сделал попытку встать. Не получилось. Ада протянула ему бутылку негазированной воды, и он выхлебал весь литр. Она села на подоконник в своей любимой позе, закурила и, глядя в окно, сказала: «Я ничего тебе не подсыпала. Флакончик показала так, чтоб побесить… за веник. Я не ждала, что тебя… что ты…»
– Боишься? – повторил он мстительно, словно, впервые за многое время, пробуя на вкус это запретное омерзительное слово.
– Да, – сказала она, – И что? Что страшного в том, что можно испугаться? Почему ты так реагируешь? Ты реагируешь на слово или на состояние?
– Отвянь, – вяло сказал Артём, – если ты скажешь, что не рыскала в моем подсознании, значит, это не первая твоя ложь. Тогда… Все.
– Испугал! – вздернула она брови, но, вспомнив, что слово под табу, извинилась: «Ладно, забудем. Я пробовала порыскать. Это…
– Это все равно, что оглушить девушку и изнасиловать, – перебил он, зная, что «изнасиловать» – под ее личным табу, как «не бойся» – под его. Это было низко, но он жаждал низости. Она даже не поморщилась: «Это было единственное, что я могла сделать – ты хрипел, тебя на метр подбрасывало над кушеткой. Я боялась, что „Скорая“ не успеет. Надо было что-то делать – это на уровне профессионального рефлекса».
– И?
– Ты, хотя бы перестал подпрыгивать.
– Что ты увидела? – грубо перебил он и повторил. – И?
– Думаю, он – мальчик, все не так понял.
– Дура! – резюмировал Артём. Встал, пошел в душ, оделся и вышел.
Пол ночи он колесил по городу, заходил в бары, снял проститутку, опять пошел по барам. На автопилоте доехал до дому. Вошел в квартиру и, не раздеваясь, упал на диван.
Проснулся от омерзительной тошноты. Ярко светило солнце. Он обрадовался, что столько спал – организм после многодневной бессонницы был на пределе. Потащился в ванную и увидел, что дверь в квартиру открыта. Нахмурился, подумав, что Ведьма заглядывала. Но, она была аккуратисткой и такого себе не позволила бы. Машинально закрыл дверь и увидел записку: «НЕ СПИ С ОТКРЫТОЙ ДВЕРЬЮ – ПРОСТУДИШЬСЯ». Тошнота, наконец, прорвалась. Он едва добежал до унитаза. Потом, обливаясь потом и шатаясь, встал под душ. Когда от холода свело скулы, вышел и жестко растерся. Все это время он не позволял себе ни о чем думать. Прошел на кухню. Сделал, вопреки обыкновению, не чай, а кофе, включил музыку и с чашкой в руке начал обход своей двухярусной квартиры. Пропали деньги – 5 тысяч долларов, которые ему все было лень отнести в банк. Пропал потрясающий комплект – бриллианты с изумрудом, сделанный его другом-ювелиром (когда-то, на заре отношений с Адой, Артём заказал это для нее, потом они рассорились, а когда помирились, отношения не располагали для подарков такого рода). Пропала вся его супер техника – лап-топ, профессиональный фотоаппарат, видеокамера, диски – все это он привозил из Европы. Остался только старый комп, который он использовал как пишущую машинку – исключительно, когда шлепал статьи.
Артём перестал искать, стало скучно и зло. Он понял, что сам оставил дверь открытой, когда пришел пьяным. Допив кофе, аккуратно вымыл чашку – новое качество, и пошел к двери. Снял записку, вернулся к столу, положил ее перед собой и уставился в буквы. Через какое-то время на месте букв стало проступать изображение. Он увидел двух парней, с опаской входящих в квартиру. Один нашарил выключатель и щелкнул им. Артём увидел, как изменилось выражение их лиц – из овечьих стало завистливым. Они подошли к нему, убедились, что он пьян в дупель и начали шмон. Волна злости, захлестнувшая Артёма, смазала картинку, но лица мерзавцев он отлично запомнил.
Артем набрал номер Котика и, ничего не объясняя, попросил зайти. Уселся в кресло-качалку и стал ждать. Котик пришел через полчаса. С водкой. Артём разлил по-русски, в граненные стаканы. Котик молчал. Артём начал говорить. Завершив рассказ, он взял лист бумаги и нарисовал портреты обоих мерзавцев. Котик посмотрел, кивнул и убрал листочки в кейс.
– Больше ничего не хочешь сказать? – индиферентно спросил он. Артём пожал плечами. – Тогда, посмотри в зеркало, – с той же интонацией предложил Котик. Артём был ему благодарен за то, что Котик не стал дожидаться результата смотрин, да и вообще, больше ничего не сказал, просто встал и ушел.
Позвонил он через три дня. Все это время Артём не выходил из дому. Он принял лошадиную дозу снотворного и вырубился. Когда просыпался, опять принимал таблетки и засыпал. Окончательно его разбудил звонок Котика, предложившего вечером встретиться. Артём поплелся в ванную, дав зарок не смотреть в зеркало. Встал под душ. Чесалось. Он раздвинул ноги, увидел сыпь и вспомнил проститутку, снятую на улице в ту распроклятую ночь. Удивился отсутствию в себе злости на нее – он не сомневался, что конкретная эта шлюшка была ни при чем. Как, впрочем, и те двое воришек. Все они были всего лишь «засланцами» – исполнителями Воли. Он так и подумал – с заглавной буквы. Это были мессиджи. О чем? Ему надо было понять. Как и свои сны. Но, сначала следовало избавиться от заразы. Он позвонил однокласснику, ныне процветающему венерологу и договорился о встрече.