Настроение было мрачнее самой тьмы.
К ночи стало хуже. Несмотря на укол, боль не унималась, а наоборот, начала понемногу усиливаться. Ступня горела, словно к ней приложили накаленный на огне камень, временами простреливая ногу аж до самого колена. Теперь она была иной. Острая боль ушла, уступив место тупой и ноющей, но эта боль была во сто крат хуже. Она накатывала волнами, временами усиливаясь, временами – утихая, но не отпуская совсем, не давая отвлечься. Она притаилась здесь, в ноге, все время напоминая о своем присутствии. Данил отдал бы все, чтобы она ушла хотя бы на пару минут – но боль продолжала грызть тупыми ноющими спазмами. Он уже не раз и не два открывал аптечку и долго-долго смотрел на бережно замотанную в тряпку баночку с желудочным соком заглота… Всего один укол избавил бы его от страданий на несколько часов, но запас этого необычайно редкого и ценного продукта был невелик, и использовать его для обезболивания перелома было бы фантастическим расточительством. Закрыв аптечку в последний раз, Данил запретил себе даже и думать об этом.
Ночь прошла без сна – уколы новокаина помогали лишь на короткое время. К утру, измучившись до крайности, Данил все же смог немного облегчить свое состояние, приподняв ногу выше и умостив ее на свернутый за ненадобностью уник. Боль стихла, и он тут же забылся в коротком душном бреду. Ему снова снился Паук, добравшийся до его правой ноги и пирующий теперь в свое удовольствие, а он, беспомощный, лежал на земле и снова ничего не мог поделать. Это был все тот же сон – или его вариация, – преследовавший его с самого детства! И вот теперь этот сон воплотился в реальность…
Весь следующий день он провалялся на матрасе, погруженный в мрачные размышления. Ситуация была отвратительной донельзя: помощи ждать неоткуда, рассчитывать можно только на себя. Но что он может, обладая лишь поверхностными знаниями по медицине? Он еще сумел бы худо-бедно оказать себе первую помощь: вытащить пулю, зашить рану, наложить шину на перелом… Но это и все. Диагностировать и лечить – уже выше его знаний, это уже квалифицированная медицинская помощь, без которой дело может обернуться совсем нехорошо…
Он то и дело рассматривал ногу. Он осторожно касался распухшей синюшней ступни, из которой толстыми безобразными сосисками враскоряку торчали пальцы, и все пытался убедить себя, что опухоль пошла на спад, что вот и боль, вроде как, меньше, и уже не так сильно дергает и пульсирует в распухшей ступне кровь… однако ночь показала, что он лишь пытался обмануть себя, и дело далеко не так хорошо, как ему хотелось бы.
В эту ночь ему все же пришлось открыть заветную бутылочку. Боль, казалось, достигла своего предела. Она уже не накатывала волнами и не колола острыми иглами – она ломила тупым изматывающим давлением, постоянно, монотонно, каждое последующее мгновение, секунда за секундой, минута за минутой, час за часом. Она была с ним постоянно, не давая расслабиться, присутствовала не только в ступне, но и во всем организме, давила каждую мышцу, косточку и жилку, пробиралась в голову и сжимала мозг своими горячими безжалостными ладонями. Это было выше его сил и сильнее его воли.
Сок заглота помог. Всего один укол принес мгновенное облегчение, словно кто-то щелкнул невидимым выключателем, и Данил отрубился. Потерял сознание, не успев даже выпустить из руки шприц с остатками препарата.
Утром, едва очнувшись и чувствуя, как боль вновь выходит на свои позиции, он в который уже раз размотал повязку и осмотрел ступню. Она изменилась – и далеко не в лучшую сторону. На подъеме, ближе к пальцам, под кожей появилось несколько пузырей разного размера, наполненных темной жидкостью. Сами пальцы у кончиков и под ногтями начали чернеть, да и по всей ступне тоже проступили темные грязно-серые пятна поврежденной ткани. Синюшность подползла уже вплотную к суставу – а дальше, на лодыжке, ногу опоясывал краснеющий участок начинающегося воспаления. Не нужно было иметь медицинского образования, чтобы понимать – дело плохо.
Данил дрожащими от страшного предчувствия руками прокалил на огоньке сухого горючего иглу из ремонтного набора – и проткнул самый крупный из пузырей. И по виду выступившей наружу жидкости, темной и тягучей, а еще более по мерзкому гнилостному запаху, шибанувшему от нее, сразу стало понятно – гной. Кровь застаивалась в поврежденных тканях, не циркулировала по организму, не обогащалась кислородом, не фильтровалась от продуктов распада – и это напрямую вело к некрозу.
Это открытие оглушило его и на весь день выбило из колеи. До этого момента он гнал прочь страшные мысли, убеждал себя, что все будет хорошо, что нога заживет и он поправится. Это был блок, защитная реакция перед лицом смертельной опасности, – но любые, даже самые прочные блоки рушатся, если поставить человека перед фактом.
А факт был налицо. Гангрена.
Он не знал, как лечить гангрену, да и вряд ли в его аптечке были необходимые для этого средства. Боевая медицина, обезболивающее, противошоковое, адреналин… противомикробные, лоперамид, витамины, перекись, спирт и йод… средства обеззараживания воды, противорадиационные, антибиотики широкого спектра действия… но что из этого может помочь?! Данил не знал. Словно по какому-то наитию он начал принимать антибиотики, но очередной день, пришедший на смену бессонной ночи, показал, что пользы от них нет: пальцы почернели еще больше, нога начала сереть, а краснота поднялась уже на сантиметр выше лодыжки. Он тыкал пальцы кончиком ножа – но боли не было. Он вообще не чувствовал их, словно это были инородные предметы, торчащие из его организма, чужие и никак с ним не связанные.
Теперь у него было только два выхода: оставить все как есть и вскоре умереть от заражения крови, или удалить вышедший из строя кусок своего тела и попробовать выжить, жить дальше.
Но кем?! Кем жить?!!
Данил всегда был на сто процентов уверен в своем организме. Он не допускал даже и мысли, что в нем может что-то нарушится, сломаться, разладиться… Многолетние тренировки сделали его тело идеальным боевым организмом, которому доступно то, что недоступно подавляющему большинству обычных людей. До пределов – и за пределами! Он всегда был на две, на три головы выше! Но теперь… Потеря ноги бросит его с вершин физических кондиций в самый низ, в пропасть, поставит даже ниже обычного человека! Потеря ноги – это его смерть как бойца, как воина. Он никогда уже не будет прежним! Пути назад нет! Теперь он – инвалид, как Димка Слепой, ковыляющий по Убежищу вдоль стеночки. И для него осознание этого факта, пожалуй, было еще страшнее, чем сама смерть.
Весь этот день он провел в какой-то прострации, временами погружаясь в зыбкое подобие сна, временами выныривая и вновь, в который уже раз, заставляя себя подниматься и осматривать ногу. Все остальное время он лежал и тупо глядел в потолок. Он словно завис во времени – и ждал, надеясь, что организм справится сам. Это было самое настоящее бегство от реальности. Как в детстве – спрятаться, замереть, укрыться «в домике» под одеялом, авось страшное чудовище, бродящее снаружи, уйдет и все опять будет хорошо. Вдруг он проснется – а организм переборол заразу, опухоль пошла на спад и чернеющие участки ткани исчезли, рассосались сами собой?..
К вечеру состояние ухудшилось. К жутким болям прибавилась общая слабость, головная боль и озноб. Его трясло, попеременно бросая то в жар, то в холод, лоб, щеки и шея горели огнем, болели глаза, словно кто-то нажимал снаружи на закрытые веки пальцами. Комната плыла и покачивалась, время от времени исчезая в мутной кровавой пелене. Это уже были симптомы заражения крови. Организм боролся, пытаясь нейтрализовать действие продуктов разложения, но справиться с ними не мог. Интоксикация принимала необратимый характер – с каждой минутой в кровоток поступало все больше и больше яда, а иммунные силы организма были не безграничны.