– Мне так и непонятно, почему вы сами занимаетесь обучением, позволяя сокольничему бездельничать, – призналась я, – удивительно: как вам только это не надоест?
– Но такое занятие доставляет мне большое удовольствие, – спокойно ответил он, – и, кроме того, птица всегда будет слушаться вас только в том случае, если вы сами пройдете с ней весь путь обучения. Преданность заслуживают, а не требуют.
Вновь слетев с его руки и быстро достигнув конца привязи, птица испуганно заверещала.
Эту охотницу отловили в Турции. Если она будет продолжать так истошно кричать, то не надо будет привязывать ей никаких бубенцов.
– Наверное, она ругается на вас, – поддразнила я.
– Я не знал, что вы знакомы с турецким языком.
– Вам еще многое предстоит узнать обо мне.
Мы обменялись улыбками, и мои тревожные мысли вновь всплыли в голове. Я попыталась отделаться от них.
– Вас что-то беспокоит? – поинтересовался Ричард.
Как просто было бы пойти и достать то злосчастное письмо из ящика комода!
«Скажите, почему вы скрыли его от меня, – могла бы спросить я, протянув ему письмо, – скажите мне, что все это неправда».
Но я лишь покачала головой и попыталась опять сосредоточиться на птичьих полетах.
– Роджер пригласил нас в пятницу на обед, – сказала я.
– Да, он говорил мне, что встретил вас на прогулке. Он заезжал сюда со своей ведьмой?
– Она показалась мне на редкость странной. Не знаю, что меня больше успокоило – безразличие Роджера к ее присутствию, или она сама. Однако она ведь, должно быть, опасна, иначе он не надел бы на нее наручники. И зачем вообще Роджер притащил ее к нашему дому?
– Он сделал ее своей постоянной спутницей. Пока она у него на глазах, он занимается королевскими делами. Не сомневаюсь, что он избавится от нее, добившись от нее нужных ему признаний.
– По-моему, вы считаете вашего друга слишком ожесточенным и бессердечным.
– Дорогая, ваши взгляды еще слишком невинны и простодушны, – искоса глянув на меня, возразил он и добавил, мягко коснувшись пальцем кровоподтека, расцветшего на моем виске: – видимо, вы сильно ушиблись.
– Зато этот синяк добавляет колорита моему наряду. Но более всего пострадала моя гордость… ведь я хлопнулась в обморок на глазах всего прихода.
– Наверное, нам лучше ограничить пока ваши перемещения домашними стенами. Сначала вы упали с лошади, а теперь еще потеряли сознание в церкви. Что же нам с вами делать?
К дому за нашими спинами подвезли бочки с вином, их уже закатывали в погреб по каменному желобу. Внимание Ричарда вновь вернулось к птице, и я, проследив за его взглядом, восхитилась ее блестящими когтями и плавными взмахами ее крыльев и, конечно же, сдерживаемым привязью полетом. После нескольких месяцев обучения, для начала ей предложат в качестве добычи тушку зайца, набитую живыми цыплятами, далее ей придется поймать зайца со сломанной лапкой. Где, интересно, я буду к тому времени, когда она вылетит на свою первую настоящую охоту? Может, упокоюсь на церковном кладбище?
Сокол с пронзительными криками пролетал над нами, и взмахи его крыльев перемежались с отдаленным стуком копыт. Ричард призвал птицу обратно на перчатку, и именно в тот момент у меня впервые возникло абсолютно новое ощущение: я почувствовала шевеление ребенка. Я совершенно безошибочно ощутила его, однако оно прекратилось еще до того, как я осознала случившееся. Это произошло так быстро, что мне подумалось, уж не разыгралось ли мое воображение? Правда, однажды я уже испытывала такое ощущение: словно я превратилась в бочку с водой и во мне плавала рыба. Я схватила Ричарда за руку, все мое существо исполнилось ликования.
– Что с вами, Флитвуд, хорошо ли вы себя чувствуете?
– Да, – солгала я, – малыш… я почувствовала его шевеление.
– Но это же чудесно! – просиял он, и я невольно ответила ему широкой улыбкой.
Птица нетерпеливо взмахивала крыльями, и мои радостные мысли рассеялись, не успев угнездиться в памяти.
– Алиса, должно быть, уже направилась к нам… пожалуй, я поеду встретить ее на колнскую дорогу.
– Ваше запястье уже достаточно окрепло для езды?
– Почти как новое. – Я показала ему перевязанную руку.
* * *
Радуясь свежему воздуху, я ехала вдоль реки по лесистому берегу, и с каждым шагом лошади осознавала, как мои мысли о собственной жизни начинают менять направление и отдаляться, сменяясь размышлениями о жизни Алисы. Ведь я так мало знала о ней. В тот день, когда она спасла меня и мы уже приближались к крыльцу нашего дома, я спросила ее об отце, и Алиса сообщила мне, что он болен и не может работать. Интересно, крепки ли между ними родственные связи, или Алиса мечтает выйти замуж и тоже уехать из родного дома?
Судьбы бедных девушек разительно отличаются от судеб богатых, которым, точно откормленным к Рождеству индейкам, остается лишь сидеть по домам в ожидании прибытия неведомого мужа. Бедные девушки могут сделать собственный выбор, вероятно, даже на равных с мужчинами: их внимание, к примеру, может привлечь сосед или продавец в лавке, где они каждую неделю покупают мясо. Я попыталась представить Алису рядом с мужчиной – как она ласкает его лицо длинными белыми пальцами, как он склоняет голову к ее золотистым волосами… и не смогла.
Лес поредел и расступился перед широким лазурно-голубым окоёмом, впереди, точно свежее белье на постели, расстилались зеленые холмы. За речной излучиной мне пришлось свернуть с холмов, опять углубившись в Хэггвуд, предназначенный для вырубки лес. Стук лошадиных копыт стал тише, и вскоре я увидела впереди на поляне две фигуры – женщины в буроватого цвета платьях и белых шапочках. Они пока не замечали меня. Я слегка натянула поводья, лошадь замедлила шаг, и тогда я узнала в одной из них Алису, ее громкий и сердитый голос разносился между деревьями. Соскользнув с седла, я молча пошла к ним навстречу по мшистой земле и остановилась за деревом, откуда смогла лучше разглядеть вторую женщину.
Такое уродливое лицо я видела впервые в жизни… оно казалось пугающе страшным. Очевидно, она жила в бедности. Мешковатое и бесформенное платье она сшила, похоже, сама из какой-то дерюги, оно лишь уродовало очертания ее худосочной фигуры. Но особую тревогу вызывали ее глаза: они располагались на ее лице на редкость нелепо, совсем не так, как у обычных людей. Один глаз, расположенный выше, смотрел вверх на листву окружавших ее деревьев, а другой, расположенный ниже на ее щеке, обозревал древесные корни. Лучше или хуже она все же видела благодаря такой особенности. Открыв рот и слегка высунув язык, она слушала Алису, ее тихий и в то же время резкий голос.
Мне не удавалось разобрать слов, но когда я подалась вперед, то вздрогнула, заметив, как кто-то движется ко мне. Из-за деревьев появилась тощая коричневая собака с всклокоченной, свалявшейся шерстью и, обогнув меня, потрусила к разговаривающим женщинам, но они не обратили на нее ни малейшего внимания. Тогда, пробежав между ними, она опять скрылась в лесу. Наверное, она пришла вместе с этой уродливой особой. Я уже подумала, что лучше уйти, пока меня не заметили, но тут Алиса шагнула в ту сторону, где прятались мы с лошадью, и я замерла. И тогда раздался скрипучий и дребезжащий голос второй женщины, видимо, она высказывала какие-то предостережения или указания.
Где-то вдали залаяла скрывшаяся в лесу собака, и ее хозяйка быстро оглянулась, но перед этим успела бросить в мою сторону – напугав меня до жути – взгляд своих дико странных глаз. По всему моему телу побежали мурашки, и я лишь надеялась, что сквозь листву мое зеленое платье трудно заметить. Она опять сказала что-то Алисе и, развернувшись, с трудом поплелась вслед за собакой, продолжая бормотать себе под нос.