– Я не любовница, – Ксана сверкнула глазами.
– А кто же?
– Я… я – друг.
Следователь вдруг развеселился, скорчил ухмылку.
– Друг. Конечно. Друг. Джеймс Друг… У него такое бывало раньше?
Ксана замешкалась с ответом. Следователь понимающе кивнул.
– Бывало, – призналась Ксана. – Но… это было не так. Он никогда не уходил больше чем на одну ночь.
Следователь только скептически усмехнулся.
– Вы пробовали его искать, я надеюсь, у общих знакомых там, у других женщин?
– У женщин?..
– Да или нет?
– Пробовала. А знакомых… У него нет почти знакомых. Маша сказала, что не видела его уже давно. Арина в больнице… Послушайте, почему вы спрашиваете совсем не о том?
– Ну-ну… Насколько я знаю, у него есть бывшая жена?
– Есть, но…
– Довольно приметная девушка.
– Да, у неё шрам на лице. С детства, вы не подумайте!
– Я ничего не думаю.
– Хорошо. Только он к ней не пойдёт никогда. Это я знаю точно.
– Всё вы знаете, как я посмотрю. Причём точно. Зачем тогда я?.. Других записок не было?
– Других?
– Что всё-таки значит эти три слова в записке?
– Он пишет записки иногда, когда… пропадает. Они бессмысленные и странные. Я не понимаю. И тут тоже. Я не знаю, что это значит… Честное слово.
– Хотя бы, какой Парк имеется в виду?
Ксана снова беспомощно пожала плечами.
Следователь смотрел на жёлтый клочок бумаги с оторванным краем.
Там было написано – «Парк. Если её».
Глава 3
МАРИЯ
Добрый волшебник ведь иногда может быть злым.
Мария вертела в руках визитку и размышляла о случайностях. Кафе было почти безлюдно. Час обеда офисов ещё не наступил, поэтому только стайка голодных студентов нарушала её уединённость.
Мария не могла отстраниться от чувства ужасной банальщины происходящего. Героиня какого-то третьесортного сериала с тупыми репликами никудышных актёров. Спущенное колесо её «Матисса». Добровольный помощник на чёрно-лакированном джипе. Это кафе с угощением чашечкой кофе.
«Да, Вы очень милы». «Спасибо, Вы тоже». «Что если нам встретиться ещё?». «М-мм. Почему бы и нет?». «Отлично». «Спасибо». «Спасибо».
Пластмасса какая-то…
Иннервация флирта.
Мария бросила визитку с «коммерческим директором» в сумочку, сделала заключительный полуглоток кофе из чашки.
Накануне Арине стало совсем плохо. В ее глазах читалась отчаянно невыносимая боль. Раньше у нее не было такого безнадежного взгляда. Она же всегда была боец. Она боролась. Так было раньше. Но когда раньше? Тысячу лет назад?
Что я могу сделать для неё теперь? – спросила себя Мария. – Что?
Кроме участия, непонятных слов успокоения, ненужных трат?
Вдруг её охватило страшное раздражение, даже злость. Опять всё то же самое! Заколдованный порочный круг! Эта женщина всегда ломает мне жизнь, подумала она. Если не так, то по-другому. Всегда случается история, которая откусывает кусок моей судьбы и выплевывает его на помойку.
Мы уже взрослые. Обе.
Кто я?
Типичный менеджер в юбке. Бесполый сотрудник на работе. Лишь слегка отягощённый стилем деловой женщины. С холодным взглядом, в строгом классическом костюме. И без мужика.
Первым делом карьера. Возможность купить в свою съёмную квартиру дорогие шторы. Прийти на фуршет в вечернем платье.
Мираж независимости.
Мария порывисто встала, с почти неуловимой завистью глянула на беззаботных студентов и вышла из кафе.
Её Дэу Матисс (роскошный подарок одного толстого господина Г. – итог бурного, двухгодичной давности романчика) отсвечивал на солнце сиреневым. Она села на водительское сиденье, уронила голову на руль, расплескав на него вьющиеся волосы соломенного цвета. И подумала, что Арина, может быть, скоро умрёт.
Глава 4
АРИНА
Вы знаете, как это – когда небо давит? Нет, я не хочу услышать в ответ что-то вроде: «Нет! Конечно, нет! Что это? А как?» С осколком удивления и даже некоторой зависти. Я уверена, что многие прошли и не через такую боль. Но то, что знаю я – я знаю не понаслышке.
Крик, который вы можете слышать, когда небо давит, тут, в общем-то, не причём. Он живёт как бы отдельно от сферы, он – только рефлекс на привходящее обстоятельство. Но его нельзя игнорировать полностью. Он режет. Изнутри. Особенно, когда понимаешь, что этот крик твой.
Почему-то мне вспоминаются картинки из детства. Иногда совсем не весёлые, а даже напротив – безрадостные и грустные. Я хочу вспоминать о счастье. Так, чтобы перед самым криком видеть лучистую радугу и себя. Чтобы тёплый воздух наполнял разум, и я могла осознавать это, как осознают во взрослом мире.
Но вижу неказистую девочку на берегу реки. Камешек, неуклюже брошенный в неторопливые волны. Песок, струящийся сквозь тоненькие пальцы.
Меня мучают эти видения, больше чем крик, больше чем бело-розовый потолок палаты, больше чем кто-либо.
В сущности, каждый из нас идёт к своей смерти. Как может. Кто-то очень долго и медленно, кто-то легко и бессмысленно. Каждый по-своему. Я – так.
Жалею только… Нет, слово «жалею» – неправильное, плохое. Мне странно, что такие мысли посещают меня только сейчас. Я хочу сказать, в последнее время.
Какие?
Вот, послушайте глупую бабу. Давайте, давайте, даже если вам совсем не интересно, вы обязаны сделать надлежащий вид, чтобы приободрить больную. Потерпите немного, зато потом с чувством выполненного долга пойдёте по своим делам. А я останусь здесь.
Слушайте:
Про бесконечность вселенной. Как это? Когда парадоксальное пространство конечно, но одновременно бескрайне. Или наоборот? Вот о чём я часто думаю и злюсь, потому что никак не могу это представить. А когда мне кажется, что представить смогла, меня накрывает ощущение грандиозного иллюзиона. Я оборачиваюсь в безвоздушном пространстве, как космонавт, отстёгнутый от страховочного фала. Мне необходимо уцепиться за что-то осязаемое руками, но пальцы не гнутся.
Мимо проносятся тусклые от движения штрихи, превратившиеся в пёструю смазанную ленту, словно лес за окном летящего на всех парах поезда. От этого мутит. Но одновременно я понимаю, что нельзя замедлять ход. Стоит расслабиться, отлипнуть от вагонного стекла и картинка исчезнет. Состав докатится по инерции и остановится уже навсегда.
Сколько там этих самых стадий принятия? [1] Пять, ведь? Да, я читала, когда точно знала, что они мне не пригодятся. Потому что мы ведь собираемся жить вечно. Было забавно. И отстранённо, словно смотришь кино.
«Отрицание»? Ну, какое отрицание, когда всё уже понятно. Даже мне. «Гнев», «Торги»? Мой гнев подавила боль, а торговаться я никогда не умела. Мне нечего было предложить взамен. Я шла по дороге как красивая кукла, а зрители бросали мне под ноги розы. Правда, иногда эти розы были с шипами. «Депрессия»? Нет, не согласна. Если бы я была на этой стадии, то молчала бы себе в тряпочку, погрузившись в тихий омут самобичевания. Остаётся «Принятие»? Но… Это ведь глупость, я же вот перед вами излагаю умные мысли. Получается, я застряла где-то между стадий. Заблудилась в пяти психологических соснах.
Я устала. У меня плаксивое настроение. Надоело. Хочу, чтобы вы все ушли.
Уйдите.
Расскажу в следующий раз.
Песок не удержать между пальцев.
Глава 5
ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ
Ещё не так давно у него даже было обычное имя. Только что с того? Всё, происходящее «до», происходило с совершенно другим человеком. А прозрение обезличило его, прилепив суконный тюремный ярлык. Так он стал Подозреваемым. Теперь уже на всю оставшуюся жизнь. Он совершенно отчётливо это осознавал. И не было ни страха, ни обиды, одна только неимоверная усталость.
Итак, Подозреваемый сидел на привинченном к полу стуле с видом человека, которому многое, если не всё, надоело. Лишь его руки, живущие отдельно от остального тела, словно бы искали место успокоения: Подозреваемый то гладил себя по коленкам, то начинал нервно барабанить по ним подушечками пальцев.
Его собеседник стоял по другую сторону стола. Нависал глыбой.