– Это тоже алтари? – Плавт показал на выстроившиеся в ряд перед Рощей небольшие возвышения из песчаника.
– Нет, – мотнул головой Тимон, – это постаменты. На них устанавливают бюсты ольвиополитов, которые заслужили особое уважение граждан Ольвии. Видишь вон те два бюста? Этот, что поближе, бюст самого богатого горожанина, банкира Спифона. Он на свои средства построил в Афинах в подарок нашему городу боевую унирему[61]. Для защиты порта от всяких там непрошеных гостей. Морских разбойников, имеется в виду.
– Неужели нападали? Как интересно!
– Пробовали. Только ничего у них не вышло. Теперь, когда город имеет унирему, и сунуться не посмеют. Второй бюст – это купец Локр. Он уже трижды был хорегом. Ну-у… на свои деньги организовывал для горожан на Большие Дионисии[62] бесплатные театральные представления. А ещё на этих постаментах выставляют плиты с высеченными на них решениями народного собрания и распоряжениями городского совета и коллегии архонтов.
– А это что за дома?
– Вон тот, справа в углу, – Тимон указал на массивный двухэтажный дом у северо-восточного угла ограды, из печной трубы которого вился в небо белый дымок, – это литейные и гравировальные мастерские. Там мастера изготовляют разные вещи из меди и бронзы. Даже небольшие статуи и бюсты отливают. Туда посторонних не пускают. А в тот дом, – Тимон кивнул в сторону совсем уж невзрачного (в сравнении с храмом и литейной мастерской) одноэтажного домика с крошечными окнами, перед которым прохаживались двое вооружённых короткими мечами и копьями воинов, – нас тем более не пустят. Там находится городская сокровищница. В ней хранится всё богатство Ольвии: деньги, золото и всякие там драгоценности. Что тут ещё интересного? Пожалуй, больше ничего. Да! Слева от Священной Рощи вскоре начнут возводить храм Зевса. Говорят, он будет побольше и покрасивее храма Аполлона Дельфиния. Но это в будущем…
Вернувшись на главную улицу, мальчишки продолжили свой путь вдоль западной ограды Теменоса. Как только ограда кончилась, слева перед ними открылось тянущееся вдоль южной стороны Теменоса величественное здание в виде галереи с глухой задней стеной и одним продольным рядом колонн, которые поддерживали массивную крышу.
– А это стоя[63] – самое большое в Ольвии строение, – объяснил Тимон. – Его длина – полтора плетра[64], а ширина – половина плетра. В плохую погоду здесь проводятся народные собрания. А ещё тут выступают местные и заезжие поэты, музыканты, ораторы и философы, организуются торжественные встречи важных заморских гостей и послов, в большие праздники устраиваются общегородские пиры.
– Да-а! Это строе-ение! – восхищённо протянул Плавт. – Надо же такое возвести! И как это людям удаётся?
– На той стороне улицы, – показал Тимон на большой дом, обращённый фасадом с портиком к стое, – здание Дикастерия – городского суда. Сюда лучше не попадать. Поэтому быстрее минуем его и пойдём дальше, – засмеялся провожатый Плавта и прибавил ходу. – И, наконец, перед нами, что? Агора – главная площадь Ольвии.
Мальчишки свернули влево.
– Ого, какая большая! – заметил Плавт. – Для чего она такая?
Плавт не преувеличивал: площадь и в самом деле была большой. Каждая её сторона имела в длину не меньше двух плетров. С южной стороны её ограничивали два здания: одно большое, другое поменьше. С восточной и западной сторон вдоль площади тянулись ряды торговых лавок.
– На Агоре обычно проводятся народные собрания. Здесь запросто может поместиться всё население Ольвии, – не без гордости разъяснил Тимон. – Имеется в виду мужское население: женщины, а тем более дети, участия в народных собраниях не принимают. В обычные же дни площадь служит главным торговым центром города. Идём-ка поближе, – там есть на что посмотреть.
– А сладостями тут торгуют? – как бы невзначай спросил Плавт.
– Со сладостями придётся повременить. Едой торгуют на других рынках. Здесь иной товар.
Несмотря на обычный будничный день, на Агоре было довольно многолюдно. Плавт, во всяком случае, такое скопище народа видел впервые, и от непривычки ему стало как-то не по себе. Тимон, наоборот, чувствовал здесь себя, как рыба в воде.
На самой площади то тут, то там стояли кучками ольвиополиты и оживлённо обсуждали городские новости, а также новости и слухи, дошедшие из Эллады и соседних полисов[65]. То и дело встречались люди в диковинной чужеземной одежде, и слышалась чужая непонятная речь: то скрипучая, то гортанная, то шипящая. Больше всего народу толпилось, конечно, у торговых лавок. Присоединились к ним и Тимон с Плавтом.
И чего только не увидел в этих лавках Плавт! У него просто глаза разбегались от изобилия и разнообразия товаров. Были здесь и различные инструменты для землепашцев, ткачей, столяров, плотников, кузнецов, рыбаков, и всевозможные, какие только душа пожелает, светильники, и на любой, самый изысканный вкус, женские украшения, и терракотовые статуэтки – крошечные и довольно внушительных размеров, однотонные и раскрашенные.
А что уж тканей!.. Плавт даже подумать не мог, что на свете существует такое разнообразие расцветок. Лавка с развешанными в ней афинскими тканями была похожа на сказочную, пёстро раскрашенную коробку. Хотя посещение ольвийскими женщинами агоры не поощрялось (почти все покупки делали их отцы, мужья или рабы), у этой лавки можно было увидеть и женщин. Правда, в сопровождении рабов, которые зорко следили за тем, чтобы какой мужчина не заговорил с их госпожой.
Постояли мальчишки и у мебельной лавки, где продавались украшенные тонкой резьбой и инкрустацией сундуки, столы, дифромы[66] и дроносы[67].
На лавку с заморскими винами, привезёнными с Хиоса[68], из Фракии[69] и Аттики[70], хотя и там народу было достаточно, ребята почти не обратили внимания.
Зато у внушительной по размерам лавки с гончарной посудой, доставленной из Афин, они топтались долго, терпеливо снося толчки и недовольные замечания покупателей. Здесь можно было стоять и смотреть бесконечно. Чего тут только не было! Огромные, в рост человека, пузатые пифосы для хранения зерна; не уступающие пифосам в высоте, и даже повыше их, изящные амфоры с двумя ручками – плоскодонные и остродонные; чуть поменьше пифосов и амфор – стамносы, бикфосы и мармиты; похожие на амфоры кадосы; кувшины с тремя ручками, которые назывались «гидрии»; очень удобные в дороге кофоны и бомбилиосы; лекифы и алабастры для хранения благовоний; кутерии для умывания; кратеры для смешивания вина с водой[71]. Там же была разнообразная кухонная утварь: кратериски, ойнохои, хусы, прохусы, котили, киафы, аски, фиалы, килики, пелики, скифосы, кантары, кархэсионы, ритоны. Были там и крохотные в сравнении с гидриями, а тем более с пифосами, узкогорлые арибаллы. Но удерживало Тимона и Плавта у этой лавки не столько многообразие продаваемой посуды, сколько великолепная роспись на большинстве этих изделий. Сюжеты росписей были самыми разнообразными. Преобладали сценки из жизни богов и героев: Зевса, Аполлона, Артемиды[72], Гефеста[73], Прометея[74], Персея[75], Ахилла[76], Ясона[77]. Немало было рисунков с изображением состязаний атлетов. Встречались росписи, взятые из жизни простых людей: крестьян, рыбаков, охотников, пастухов, ремесленников, музыкантов и танцовщиц. Но больше всего было росписей, рассказывавших о подвигах Геракла[78]. Все эти чудесные рисунки были искусно выполнены красным по чёрному фону и белым или чёрным по красному фону.
Дойдя до конца этого ряда, мальчишки оказались перед большим двухэтажным зданием, массивная дверь которого почти не закрывалась: в неё то и дело входили и выходили озабоченные люди.