Муж Снегирёвой и сам давно находился в заманчивых сетях Интернета, поглощающих всё свободное время, и, пожалуй, без них уже тоже не смог бы обходиться. Книги, газеты и журналы отошли на задний план. Иногда Глеба Романовича ещё мог завлечь телевизор сенсационными разоблачениями, после которых не знаешь, где покупать продукты, чтобы не травить организм химией или не покалечить свой генофонд, либо ломаешь себе голову, как выжить накануне грядущей катастрофы в эпоху тотальной ненависти к России почти всего мирового сообщества. Подобные телепередачи звучали с экрана всё чаще и всё настойчивее…
Насмотревшись на сумчатых кротов, страусов эму и рыб цератод, которые дышали и лёгкими, и жабрами, Кира Борисовна почувствовала, что устала от экзотической Австралии. Обилие информации о материке было похоже на воду, бесконтрольно текущую из крана, который забыли закрыть, и эта вода, успешно преодолев первый барьер – кухонную раковину или ванну, – победно хлынула на пол, затапливая всё вокруг. Подобного потопа в мозгах допустить было нельзя, и Снегирёва закрыла информационный «кран». Изучать неизвестное лучше дозировано… Решила покопаться в «Одноклассниках» – это было проще, чем осваивать в один присест особенности природы и уклада жизни незнакомой страны.
Глава 7. Сестра Рита
Гуляя по сайту, Кира Борисовна наткнулась на фотографии, которые выложила в Интернет Рита. Но вклинилась к ней невидимкой, чтобы сестра не узнала, что она интересовалась её жизнью.
– Глеб! А Глеб! – позвала она мужа, который сидел за большим компьютером.
– Ну чего тебе?
– Ритка со всей семьёй в Турции отдыхала. В отеле «Jacaranda». В пятизвёздочном, между прочим.
– Ну и пусть. Тебе-то что?
– Да я так просто. Думала, тебе интересно.
Но у Глеба были свои предпочтения.
– Я смотрю материал об «оранжевых революциях», – проворчал он. – Представляешь, мы ещё от Второй Мировой и Афганистана толком прийти в себя не успели. От перестройки и вовсе почти без штанов остались. Едва только начали выкарабкиваться из этой бездны, а тут другая беда на подходе… И ведь всё повторяется! Вице-канцлер России Горчаков ещё в середине девятнадцатого века говорил о том, что революционная зараза, как чума, быстро переходит от одного места в другое, и что определённые лица намеренно провоцируют такие революции.
– Враги не дремлют. Расслабляться нельзя, – в тон ему ответила Кира, но муж её уже не слушал.
Раньше Рита часто приезжала к ним, чтобы навестить, поговорить о том о сём. И после её ухода обязательно что-нибудь пропадало из вещей. Чаще всего деньги. Сначала Кира думала то на мужа, то на друзей сына, пыталась устроить разборки, но, кроме семейной ссоры, это ни к чему не приводило. Все дулись друг на друга, а ни вещи, ни деньги так и не возвращались. Потом однажды она посетовала Рите, что пропало новое одеяло, еще с фабричной этикеткой. И каково же было её удивление, когда вдруг, примерно через полгода, одеяло неожиданно появилось в шкафу, на своём привычном месте, только на него было страшно смотреть, таким замызганным оно стало и отвратительно пахло. Все домашние отрицали свою причастность к неприглядному факту, а с сестрой Кира свои подозрения не связала.
Но потом как-то раз Рита пришла в неурочный час, когда, кроме Киры, никого в квартире не было, и принесла в подарок кулёчек с печеньем. Только они сели пить чай с ватрушками, испечёнными накануне Снегирёвой, и печеньем, как вдруг Рита попросила угостить её вареньем, дескать, такого вкусного варенья нигде больше не пробовала. Кира полезла в шкафчик, чтобы достать банку с клубничным джемом. Сестра обрадовалась, ела джем да нахваливала. Потом они допили чай, посидели, поболтали минут пятнадцать, и тут у Киры внезапно заурчало в животе, после чего её скрутила резкая боль. Она едва добежала до туалета, а когда приступ острого отравления прошёл и она хотела продлить общение с сестрой, оказалось, что Рита засобиралась домой. А вскоре после её ухода позвонил Глеб.
– Ну, ты готова? Выходи быстрее, поедем в сервис. Надо проверить машину.
Кира Борисовна знала, что предстоит поездка, и заранее, ещё утром, положила в свою сумку необходимые деньги и документы. Она торопливо оделась, взяла сумку, закрыла дверь на ключ, и они поехали. И только в сервисе обнаружила, что сумка пуста – ни денег, ни документов. И стало понятно, кто все эти годы шарил по карманам, сумкам, вещам… «Значит, она мне в чай что-то подсыпала», – поняла Снегирёва, представив, как сестра рылась в её вещах, пока она была в туалете.
С тех пор Кира прекратила с ней всякое общение. На ум стали приходить различные эпизоды из жизни, на которые она прежде старалась не обращать внимания, попросту закрывала на них глаза. А зря! Родственники и знакомые, побывав в гостях у Риты, неоднократно жаловались, что у них пропадали деньги. Обычно это происходило так. Ритин муж зазывал в гостей в дом, где стол ломился от яств и напитков, вещи и сумки гостей при этом оставались в коридоре. Разумеется, без присмотра. Да и кому в голову могла прийти мысль, что их кто-то обворует здесь, у родных людей? Но факт оставался фактом – деньги исчезали с завидным постоянством. То же самое происходило и на работе Риты – в лотке на рынке. Сначала хозяйка лотка подозревала в краже кого угодно, так ловко могла обставить всё это Рита, и только потом, убедившись в воровстве, выставила её за дверь.
Рита ещё со слезами на глазах жаловалась Кире, что, мол, кто-то обворовывает хозяйку, а та, взъевшись на что-то, свалила на неё чужую вину, обидела, ославила на весь рынок, и теперь её нигде не берут на работу. А на пенсию разве проживёшь? Но недаром говорят: не поймали вора сегодня, поймают завтра. И Снегирёва, наконец, прозрела. Поняв, что сестра воровка, она долго переживала, не в силах смириться с тем, что узнала. Трудно было привыкнуть к этой мысли, невозможно найти объяснения позорному факту.
Рассказала матери – но та не поверила! Удивительно! Подозрительная ко всем и во всём, она отказалась верить, что Рита не чиста на руку. А ведь и у самой Нины Сергеевны неоднократно пропадали из квартиры и вещи, и деньги, и она, оказывается, подозревала в воровстве кого угодно, но только не Риту. Да и вообще она к ней относилась гораздо лучше и нежнее, чем к Кире.
Ещё когда они жили в Кустанае, мать, бывало, съездив куда-то на отдых или в командировку, привозила Рите и красивые платья, и кукол, а Кире – в лучшем случае детскую книжку. Риту и ласкала, и называла «Деточка моя, красавица!», а Киру больше ругала, чем хвалила. Могла и отшлёпать, и назвать обидным словом.
Однажды, когда они только-только вселились в кустанайскую квартиру, Кира сильно заболела. Она ужасно кашляла и хрипела, температура поднялась за сорок, девочку бил озноб. В квартире было страшно холодно – печку мать не топила, и Кира не могла согреться даже под теплым одеялом. Мама не хотела пропускать рабочие дни и оставляла дома её одну, пока той не стало совсем худо. Только тогда мать и вызвала врача на дом. И получила такую взбучку! Женщина-врач кричала, что заявит на неё куда следует, за то что она не выполняет своих материнских обязанностей, ребёнок находится в неподобающих условиях, не согрет, не накормлен. Девочка крайне истощена, у неё воспаление лёгких. Мама плакала, жалуясь, что они одни и ей приходится работать, чтобы как-то сводить концы с концами… По настоянию доктора Нина Сергеевна всё же взяла больничный лист, стала топить печь и заниматься лечением дочери.
Кира поправилась. Но при первом же удобном случае мать старалась спихнуть её к бабушке – там была корова, дающая молоко, были свои куры и огород. Но и в бабушкином доме Кира видела, что к ней далеко не такое отношение, как к Рите. Свою дочку тётя Валя утром, чуть та проснётся, потихоньку поведёт на кухню и накормит вдоволь сметаной, горячими оладушками. А Киру даже к столу не позовёт. Ни в материнском доме, ни у тётки она не чувствовала себя любимой и нужной. Только бабушка её и жалела. То леденцами угостит, купив на свою пенсию, то кислого молочка из погреба достанет… Так и текли дни детства и отрочества худенькой и тихой Киры.