– Ага, только танцев с бубном мне и не хватает! – поморщилась Ольга и в очередной раз ойкнула и остановилась, чтобы отряхнуть пятки. – Не Ивовый дол, а Деревня дураков какая-то.
Пересмысл поджал губы и затряс бородой.
– Ты, девка, за языком-то следи, а то глядишь и вырвут его!
– Ладно дед, не бери в голову. Это я сгоряча…
– Чего там топчитесь? – окликнул староста Зоран, отошедший достаточно далеко. Голос его эхом разнесся среди красно-коричневых сосновых стволов. – Поторопитесь, мы не гулять идем.
Ольга заметила в низенькой траве несколько кустов земляники с красными ягодами и помчалась их собирать. Мешковатое платье развевалось на ней, как парус. Жадным взглядом она искала любимое лакомство.
– Хельга, пошли, кому сказали. Тебя сам староста дожидается, – поторопил раздраженно Пересмысл. – Что за дурёха, там человек помирает, а она ягоды ищет.
– Подождет… – прошептала недовольно девушка под нос, но увидев, как густые брови у Пересмысла поползли вверх, ответила: – Иду, деда, иду!
Наконец они подоспели к деревне росомах, Звериному полесью. Деревня немногим отличалась от деревни Иволг. Такие же дома-землянки, только не под липами, а под буро-красных витиеватыми соснами.
Памятные столбы на окраине с вырезанными на них ликами почивших предков. Частокола вокруг деревни не оказалось. Видимо, росомахи не боялись никаких набегов. Хотя по оценке Ольги, Звериное полесье было поменьше, чем Ивовый дол. Мужики у росомах все как на подбор оказались крупными и плечистыми. К тому же еще и молчаливыми. Все мужское население превращалось в росомах, а вот их жены, могли иметь и иную звериную или птичью ипостась. Как пояснил Пересмысл, образ предка передается только по мужской линии.
Дом Боровика отличался от остальных домов поселка наличниками с ажурной, как кружева, резьбой. Высокое крыльцо чисто выметено. На ступенях крыльца сидела бледная молодая женщина, обнимала двух детей почти одинакового возраста в длинных рубашонках. На лице у неё читалось отчаянье и страх. Похоже она пыталась смириться с мыслью о скорой смерти мужа.
Несколько мужчин подошли к избе и пялились на Ольгу. И пялились как-то недобро. Наверное, им рассказали в красках о её насмешке над Храбром. Но вот при старосте Зоране никто задираться не смел. Да и с ведуном связываться тоже не каждый смельчак посмеет. Хотя, наверняка им этого очень хотелось.
– Ты, Хельга, далеко от меня не отходи, – предупредил ведун девушку.
Спутники переступили порог дома и прошли в светлую горницу избы. Ольга подивилась, как все было устроено в ней уютно и просто. Лавки по стенам, устланные полотенцами с зелеными кружевами по краям. Беленая и расписанная разными травянистыми узорами печь. Больной лежал в отдельной комнате на деревянной кровати с резными каретками, укутанный по самый нос, и смотрел отчаянно в потолок. Глаза его были чуть прикрыты, он тяжело дышал.
– Здравствуй, сват, вот привел к тебе целителей, – сказал староста и мотнул в сторону Пересмысла и девушки.
Ольга тихо поздоровалась с больным, но он не ответил, только чуть приоткрыл глаза, посмотрел на неё и снова закрыл их. Рядом с кроватью девушка приметила бадью.
– Так, тошнит? – спросила она больного Боровика.
– Да, все время тошнит – ответил за него Зоран. – И живот болит, точно режут его.
Ольга подошла к Боровику, откинула одеяло. У больного и пощупала живот. Тот вскрикнул и дернулся, пышная борода сползла набок.
– Точно, аппендицит, – заключила Ольга. – Придется вырезать.
– Ой, – вздохнул родственник. Больному же было все равно.
– Или готовьте еще дерево на новый тотем для усопшего! – заключила девушка и забрала розовые волосы в тугой хвостик на затылке и принялась ощупывать живот больного со всех сторон.
Пересмысл присел на край кровати и внимательно наблюдал за манипуляциями девушки. Зоран, стоя в стороне, поглаживал свою бороду.
Закончив осмотр, Ольга повернулась к Пересмыслу и быстро затараторила:
– Нужен нож, маленький, но самый острый и крепкое вино.
– Ну что же, Зоран доставай свою прошлогоднюю медовуху, – кивнул ведун старосте. Тот поджал губы, однако спорить не стал и, побледнев, вышел из горницы.
Но Ольга на этом не остановилась:
– А еще побольше чистых тряпок и горячей кипяченой воды.
– Не повитуха ли ты? Уж очень этот набор похож на тот, что нужен роженице!
Ольга не обратила внимание на замечание Зорана и направилась к столу в горнице и начала его двигать, скидывая с него посуду, приготовленную для обеда.
– Что ты творишь? – возмутился было Зоран, но Пересмысл остановил его жестом.
– Что тебе еще надо, Хельга? – уточнил ведун.
– Свечи, много свечей, нитки, иглу и помощника!
– Помощником я буду! – вызвался старик-ведун, который еще пару часов назад хотел приказать выпороть наглую девицу.
Зоран позвал невестку Боровика Милану и потребовал у неё предоставить целителям все, что они попросят. Женщина побежала звать себе на помощь мужа и деверя.
Комнату убрали, приготовили стол, постелив на него чистую скатерть, принесли свечи и вскипяченную на летней дровяной печи во дворе дома горячую воду.
В горницу сбежались родственники Боровика: дочери, выданные замуж и живущие по соседству, внуки, братья, еще пара сыновей, старуха-жена, которая услышав, что её мужа собираются ножом зарезать, бросила стирку и примчалась в дом.
Ольга почувствовала, что смотрят они на неё сейчас, как на мясника, который пытается заколоть поросенка.
– Ты что, старый из ума выжил совсем, – запричитала жалостливо жена Боровика обращаясь к Пересмыслу. – Эта зараза с розовыми волосами мужа моего зарезать живьем задумала! Уж дайте умереть-то ему по-человечьи.
– Что ты, ерунду, сватья, городишь? При живом муже!!! – остановил её Зоран Горыныч, повысив голос и глянув свысока.
Ведун Пересмысл занервничал и обратился к Ольге с тем вопросом, которого она боялась:
– Знаешь ли точно, что делаешь, Хельга?
Ольга дернула плечами и ответила:
– А что будет, если я не вмешаюсь?
– Помрет.
– А так, может, и не помрет. Мук ему в любом случае не избежать. А теперь есть шанс выжить.
– Все слышали? – добавил к её словам Зоран Горыныч и хмуро глянул.
Родня страдальца снова запричитала, но ослушаться, хоть и родственника, но все же старосту не смела.
Ольга сурово глянула на народ и нагло вытолкала всех за порог. Последним из горницы вышел Зоран Горыныч.
– Сейчас бы музыку, – заворчала целительница с розовыми волосами на родственников Боровика, потом обратилась к тем, кто принес ей ткань и горячую воду. – Мне понадобится кипяток каждые полчаса. И не халтурить – кипятить. Если будете просто греть – умрет, так и знайте!
– Слышали?! – окликнул родню Зоран Горыныч. – Я сам лично за этим прослежу.
Дверь закрылась перед носом обеспокоенной родни, что дало ей дополнительный повод поахать и поохать.
Ольга смекнула, что с таким рвением родственники не просто проследят за тем, что все будет сделано как нужно, но и воду теперь точно трижды прокипятят.
– Ничего, справимся, – повернулась Ольга лицом к нервно мявшему бороду Пересмыслу. Хотела бы и она сама быть такой уверенной. Но что она могла сказать им? Что знает операцию только по страницам учебника, а сама учится на третьем курсе? Тогда парня точно закопают, или сожрут. Ольга не знала, как принято у них тут.
Болезный вдруг зашевелился и застонал, увидев нож нитки и все приготовления:
– Ой не надо, за что же мне такие муки…
Ольга почесала в затылке и с пониманием посмотрела на Боровика.
– Дед, так он от болевого шока загнется, даже если привязать. И у меня рука дрогнет. Грибочки есть?
– Грибочки? – не понял старик.
– Ну, что ты ешь для допинга? Мухоморы? Поганки? Ложные опята?
Старик прозрел и кивнул. В один момент обернулся желтой птицей. Ольга отворила окно и выпустила его.