Позже, лежа в своей целомудренной постели, она вспомнила слова Мурада: «Мой отец никогда не призовет тебя к себе. После его смерти султаном стану я и устрою так, чтобы ты стала моей женой» – и затрепетала. Интересно, все мужчины такие настойчивые?
Может ли так случиться, что однажды он станет ее господином? Эта мысль будоражила Теадору. Он так красив: угольно-черные глаза, волнистые темные волосы, загорелое лицо и белые зубы, сверкающие в дерзкой улыбке. Она снова поежилась. При воспоминании о его поцелуях у нее начинала кружиться голова, но это ведь неправильно! Так не должно быть! Даже если султан Орхан никогда не вызовет ее к себе, она все равно его жена.
Той ночью Теадора не могла заснуть, и утром ее все раздражало. Она пыталась читать, но не могла сосредоточиться на книге и села вышивать. Нитки то и дело путались, и она в сердцах швырнула вышивание на пол. Ее рабыни были поражены, но когда Айрис, самая пожилая из них, спросила, не заболела ли госпожа, Теадора ударила ее по лицу, а потом расплакалась. Будучи мудрой женщиной, Айрис не обиделась и не успокоилась, и в конце концов Теадора, рыдая, призналась, что плохо спала. Айрис, с облегчением вздохнув, тут же приготовила своей юной подопечной теплую ванну. Принцессу искупали, сделали ей массаж, потом уложили в постель. Рабыня дала ей выпить чашку теплого вина со специями, в которое было добавлено несколько капель слабого снотворного зелья.
Когда Теадора проснулась, на западе догорали последние лучи солнца, а над лиловыми силуэтами гор за городом уже появились первые, пока еще тусклые, звезды. Айрис принесла принцессе поднос с ужином: зажаренного на вертеле голубя с хрустящей золотистой корочкой, молодой латук, мед и графин белого вина. Пока Теадора ела, ее мысли постепенно приходили в порядок.
Принц дал слово, что не будет покушаться на ее девственность, и султана, если он говорил правду, она никогда не увидит, так что, вполне возможно, ее настоящим мужем в один прекрасный день станет не кто иной, как он сам.
За окном совсем стемнело. Покончив с ужином, Теадора вымыла руки в серебряном тазу с розовой водой. Сон вернул ей хорошее расположение духа, и она отпустила рабынь на ночь. В отличие от большинства женщин ее сословия Теадора умела одеваться и раздеваться сама. Невежество и праздность, присущие многим женщинам благородного происхождения, вызывали у нее презрение. Она надела свободное шелковое платье из легкой фиолетовой органзы, застегивающееся спереди на длинный ряд крошечных перламутровых пуговиц. Она выбрала это платье, потому что его цвет выгодно подчеркивал ее аметистовые глаза и в то же время был достаточно темным, чтобы позволить обойтись без накидки. На ноги она надела подходящие по цвету туфельки. Ее темные волосы свободно ниспадали на плечи, собранные сзади лишь шелковой лентой.
Теадора бесшумно миновала калитку во фруктовый сад, нашла дерево, под которым они укрылись прошлой ночью, но Мурада там не было. Немного растерявшись, она не знала, как поступить: то ли вернуться в дом, то ли подождать, – но прежде, чем она успела принять решение, тяжелые ветки с шелестом раздвинулись и появился Мурад.
– Адора!
Он обнял ее за тонкую талию, поцеловал, и она впервые ответила на поцелуй, чуть-чуть приоткрыв губы, впустив его язык к себе в рот. К ее восторгу и изумлению, Мурад содрогнулся, и Теадора испытала мгновенный триумф. Она, неопытная девственница, смогла возбудить этого чувственного, много повидавшего мужчину! На мгновение, пусть короткое, верх взяла она, но потом Мурад, одной рукой обнимая ее, другой быстро расстегнул несколько верхних пуговиц ее платья. Его теплая рука скользнула под невесомую ткань и стала ласкать грудь. Теадора ахнула и попыталась оттолкнуть его, но он тихо рассмеялся:
– Голубка моя, это урок номер два.
Он мягко отвел ее руку. Теадора затрепетала, ее переполняли смешанные чувства: наполовину испуг, наполовину удовольствие, – хотя дать определение второму она смогла не сразу. Рука Мурада ласкала ее плоть бережно, нежно.
– Пожалуйста, о, пожалуйста! – взмолилась она, едва дыша. – Перестань, пожалуйста!
Вместо ответа он потер подушечкой большого пальца ее чувствительный сосок. Это оказалось так приятно, что Адора чуть не упала в обморок от наслаждения, а когда его губы опять завладели ее губами, подумала: все, теперь-то она уж точно умрет. Мурад опустил на нее взгляд, и его черные глаза смотрели с невыразимой нежностью.
– Моя маленькая девственница, всегда помни, что главный здесь я.
– Почему? – кое-как сумела выговорить Теадора, хотя голос плохо ее слушался. – Ведь это женщине Бог дал привилегию вынашивать новую жизнь. Почему тогда мы должны занимать подчиненное положение перед мужчинами?
Мурад опешил. Значит, она не мягкая и покорная, как он думал о ней до сих пор, а редчайшее и самое интригующее из всех живых существ – женщина с умом. Он не был уверен, что ему это нравится, но, с другой стороны, с ней не будет скучно. А уж каких сыновей она может ему родить!
– Разве Аллах не сотворил женщину после мужчины, причем из его ребра? – проговорил он быстро. – Сначала был создан мужчина. Значит, ему предназначено быть главным, хозяином, иначе он создал бы женщину первой.
Но Теадору его аргументы не впечатлили и она возразила.
– Это вовсе не обязательно.
– Адора, так, может, ты хочешь быть главной и отдавать мне распоряжения? – рассмеялся Мурад.
Девушка возмутилась:
– Не смей надо мной смеяться!
– Голубка моя, я не смеюсь над тобой, и у меня нет желания оспаривать логичность превосходства мужчин над женщинами. Я хочу заняться с тобой любовью.
Мурад принялся ласкать ее нежные груди, а почувствовав, как она опять затрепетала, расстегнул оставшиеся пуговицы ее платья. Его рука спустилась по обнаженному телу ниже и легла на живот. Нежная кожа Теадоры была гладкой и прохладной, как тончайший бурский шелк, но под его умелыми пальцами мышцы напряглись. Это очередное подтверждение ее невинности польстило тщеславию Мурада, и он передвинул руку еще ниже. Его длинный тонкий палец замер, готовый к более интимной ласке, но тут их взгляды встретились и он прочел в ее глазах неприкрытый ужас, поэтому остановился и нежно коснулся рукой ее щеки.
– Не бойся меня.
– Мне нравится, когда ты ко мне прикасаешься, хотя это и неправильно, – проговорила она дрожащим голосом. – И все-таки почему-то боюсь.
– Поделись, что тебя пугает, – попросил он мягко.
– Я чувствую, что теряю контроль над собой, но не хочу, чтобы ты останавливался. – Она с трудом сглотнула. – Мне хочется узнать, что значит быть женщиной, до конца, но я замужем и ты не мой муж, а значит, то, что мы делаем, неправильно!
– Нет! Мы не делаем ничего неправильного! – горячо, даже яростно возразил Мурад. – Ты никогда не будешь с моим отцом! Этот брак для него – политическая необходимость, и ничего больше.
– Но ведь я могу и тебе не достаться, когда овдовею. Если я кому-то и принадлежу, то это Византийской империи. После того как твой отец умрет, мой следующий брак организуют без моего участия, точно так же, как этот.
– Ты принадлежишь мне, – возразил он хрипло. – И сейчас, и всегда будешь.
Теадора поняла, что проиграла, что бы ни случилось, потому что полюбила его, и прошептала, удивляясь сама себе:
– Да, да, Мурад, я принадлежу тебе!
Он припал к ее губам в страстном, яростном поцелуе, и Теадора почувствовала, как ее наполняет неистовый восторг. Она больше не боялась. Его руки ласкали ее, и ее юное тело с готовностью отзывалось на эти прикосновения, нетерпеливо стремилось им навстречу. Только раз она вскрикнула: когда его пальцы добрались до ее сладкой сердцевины, – но он поглотил ее протесты губами. Мурад чувствовал, как неистово бьется ее сердце и пульсирует жилка на шее.