Она открыла блокнот на новой странице и, положив на колени, начала писать.
«Мой любимый Зак (это имя они со Спенсом договорились дать ребенку, если родится мальчик)!
Сейчас я сижу под деревом рядом с плотиной Палтни в Бате. Это красивый красный клен, и, пока я пишу, его листья меняют цвет и медленно планируют на землю, словно фрукты из бумаги. Мне кажется, я слышу, как они перешептываются, пролетая мимо. Когда ты родишься, я принесу тебя сюда, чтобы ты смог поиграть на траве и полюбоваться листьями. Я представляю твой восторг, и мне захочется громко смеяться, когда я буду смотреть, как ты гоняешься за птицами и кричишь от радости.
Однажды, много-много лет спустя, когда меня уже не будет, ты сможешь приехать сюда с этим письмом и понять, что мы сидели здесь вместе, когда я писала его. К тому времени ты станешь взрослым мужчиной, возможно, у тебя уже появятся собственные дети, и ты сможешь поделиться с ними своими чувствами. Я думаю, это будет нечто особенное.
Память о сегодняшнем разговоре с моими родителями давно сотрется, возможно, даже позабудется. Моя мать считает, что я не справлюсь, но она не права. Она говорит, что я слишком молода, чтобы жить собственным умом, но и тут она ошибается. Сегодня я поставила их перед выбором: они должны или принять тебя, или потерять меня. Они выбрали, мне пришлось уйти. Они решили больше не давать мне денег и, судя по всему, любви тоже, чтобы заставить меня подчиниться их желаниям, но я не подчинюсь. Мы не нуждаемся в их поддержке, чтобы выжить, мой любимый. Нас трое: ты, я и папа — и независимо от того, какие сюрпризы приготовила нам жизнь, мы найдем способ справиться со всеми трудностями».
К Никки, подпрыгивая, приблизилась общительная собака. Пришлось прерваться, почесать пса за ухом и улыбнуться владельцу. Возможно, Заку тоже захочется собаку, подумала она. Не сразу, потому что пока они не могут себе это позволить, но позже, когда у нее и Спенса все будет хорошо с работой… Никки быстро поняла, что, зарабатывая на хлеб писательством, у нее будет одно большое преимущество: она сможет сидеть дома с ребенком и одновременно работать.
Она задалась вопросом, какой карьерой мать пожертвовала ради нее. Уж точно не занятиями йогой, которые Адель в настоящее время давала в зале на улице Уидком Парейд. И не искусством составления букетов, которому она училась целый год в университете «Бат Спа», как только они переехали сюда. Но, что бы это ни было, она явно об этом горько сожалеет. Когда все утрясется и они поймут, что готовы простить друг друга, она попытается не чувствовать себя виноватой за то, что в какой-то степени разрушила жизнь матери. В конце концов, решение принимала не она, поэтому как она могла быть виноватой? Тем не менее она обижалась и сердилась на мать за то, что та, в свою очередь, негодовала на нее за сам факт рождения; и ей было горько от того, как отец открыл ей дверь, словно выгоняя.
Если она никогда не вернется, то так им и надо.
Она тяжело вздохнула. В этом состоял один из самых серьезных недостатков положения единственного ребенка в семье: ей приходилось нести на себе груз всех ожиданий и мечтаний родителей — и разочарований тоже, когда она не соответствовала их идеалам. Насколько было бы легче, будь у нее брат или сестра, которые разделили бы с ней это бремя; но их нет, и потому не имеет смысла думать об этом. Правда заключалась в том, что она была для родителей всем, и, несмотря на то что откровенный обмен мнениями сегодня был таким резким, на самом деле она сомневалась, что они окажутся в состоянии долгое время ее не видеть. Постепенно они простят друг друга, потому что так случалось всегда.
Однако она собиралась немного помучить их и была уверена, что и они намеревались поступить с ней точно так же. Интересно, кто в результате сделает первый шаг к примирению?
ГЛАВА 2
Сойдя с поезда, который отвез ее назад в Бристоль, Никки решила сэкономить на автобусе до Бедминстера и немного пройтись.