Атаман той шайки ещё и сельскую управу сжег, так что сельчане оказались без документов.
Метрики, то есть свидетельства о рождении, выписывали новые, со слов сельчан. Пьяный да малограмотный ревкомовец, тот, что писарем при сельсовете числился, вместо Росины меня Россией Ивановной записал, сразу и не заметила, что новым именем меня записали.
Вначале тридцатых крестьянам стало тесно на земле от законов, что Советы издали. Мужику-то воля нужна, а не свобода, что большевики предлагали, да и слово-то свобода – больше казенное, неживое, к чему-то обязывающее, а воля – где простор на душе, свет и дух благодати витает для творенья и добра. А далее Россия Ивановна для меня, вроде бы и просвещенного, сама того не подозревая выразила суть различия между свободой и волей в христианском понимании. Для нас, почитающих истинного Бога, нужна свобода от греха, свобода выбирать голос чистой совести.
За свободой от греха подальше мои предки за той волей – птицей в Сибирь решили податься, на Алтай. Благо на тех просторах землячка наша тоже из Пензы жила – Судовская Евдокия. В прошлом она была купчиха, основательница Барнаульского Богородице – Казанского женского монастыря. Там и монахини из нашей родни были. Вот они и помогли нам выправить нужные документы на переезд. Помогло и то, что дед Михайла, в отличие от моего отца, был купцом и до прибытия на Алтай, имел отношения и хороших знакомых среди старообрядцев. Несколько раз посещал в Москве их церкви и уже имел твердое намерение принять струю веру. Это и было причиной, что на новом месте, встретившись по рекомендательным письмам с местными староверами, нашел всяческую поддержку при обустройстве. Как бы там власть не притесняла верующих, но вот община Ефтея Долгова в Никольской заимке имела большой авторитет в здешней округе. Документ на жительство получали в районном селе Старая Барда (ныне Красногорское), а когда стали выделять семейству Кошелевых земельный надел, узрели мое необычное, но заверенное по закону печатью имя.
Долго дивились и решали – одну или две буквы «с» в моем имени оставлять для акта земли на мою душу. Аж до самого начальника района дошли, но тот по-своему определил:
– Раз в Сибирь из России приехала, пусть Россией Ивановной и останется.
Дали нам угодье гектаров тридцать в предгорье, место это в простонародье «чернью» называлось, от близости к необитаемой тайге. Нам сразу полюбилась та сибирская сторона. Не зря говорят, что Сибирь – хребет всей России, как-никак, неразведанная кладовая недр отчизны, родительница самых великих и красивейших рек и озер. Синь неба, зелень лугов, тайги, белки высоких гор, глазам и душе просторно, радостно, свежо, здесь воля человеку. Кто здесь побыл единожды, ему уже в другом месте тесно, скучно, неуютно. Земля сочная, благодатная. Тайга и речки для прокорма полны живностью. Разнотравье на лугах, полянах, что на взгорках, радугой отливаются, пьянят, умиротворяют, чаруют человека. А главное, народ, что рядом проживал, радушно воспринял появление наших семейств. Они были смешанного происхождения, мировоззрений, религий, культуры, языка.
Сибиряки – народ особый, своеобразный. Сама природа тех мест не приемлет людей слабовольных, мрачных, жадных да лживых. У подобных два пути – искать иную сторонку для дальнейшей жизни, либо силы изыскивать в себе, чтоб от таковых пороков избавиться, здесь добронравие в почете. Аборигены – алтайцы, кумандинцы, татары, поляки, русские, ссыльные с окраин Российской империи, исконно русские, бежавшие в погоне за волей, старой верой, но почему-то кликались «челдонами», «гуранами», «поляками», «кержаками». Уже не одно столетие жили в мире и согласии без оглядки на то, кто какому Богу молится, в каких национальных одеждах ходит, что в закромах да в доме имеется. Староверы Никольские, ну «кержаки» по-народному, несколько мешков семян, пшеницы, овса да ячменя без всякой оплаты в помощь привезли, и, видя, что из подвод у нас три телеги разбиты, свои оставили. По «божеской» цене – по обмену на ложки серебряные, что были у моей матери, дали двух стельных коров да жеребую кобылу. Поляки, что были сосланы при царе, обрусевшие, из деревни Тайна, те за обещания наших мужиков оказать помощь в постройке моста, выделили два плуга с бороной. Алтайцы, самые доверчивые и добродушные из обитателей тех мест, без утайки нашим охотникам показали добычливые места, научили, где и как лучше ловушки ставить на зверьё, поделились порохом да дробью. Татарин, увидев случайно меня на поле, привел за рога молодого барана с предложением выйти за него замуж. Дед Михайло приостановил сей торг, мол, у девушки есть уже нареченный, ну, а если по-доброму, то я от подарка не откажусь. Барана тот отдал, а через неделю татары из села Балыкса уже на расплод овечек привели. Отец же Иван в знак благодарности дал серебряные монеты, которые пошли на украшение одежды их женщинам. Удивительным было для нас это первое время, что все вроде разноверцы и народ разноязычный, а вот праздники равноденствия да солнцестояния справляли вместе: дружно, мирно и весело. Пасха для нас была первым праздником в этом месте. В этот день за одним столом со староверами сидели гости со всех окрестных сел – Ужлеп, Бубычак, Еронда, Сайдып. Кумандинцы готовили в казанах сочную, душистую да мягкую баранину. Алтайцы, рыбу по-своему высушенную, клали на общий стол. А брага, хмельная, веселящая, как ни странно, у трезвенников «раскольников – староверов» была. Её в логушках особо готовили, да в логушки наливали.
Наше семейство из землепашцев, поставили караваи да пироги с начинкой из грибов, брусники, малины да черемухи. Они были признаны самыми аппетитными и вкусными на празднике. Все хорошо! Одного нам, приезжим поселенцам, как воздуха не хватало, мы другой православной веры, нежели кержаки, а вот места, где с Богом общение иметь, не было. Помогло семейство староверов Думновых. Без нареканий, что мы не по-ихнему обряду оказываем почтение Всевышнему, бескорыстно, в чем-то в ущерб себе, отдали нам бревенчатый домик, где зимой хранили пчелосемьи да утварь с пасек. Потому внутри благоухание мёда, воска, кедровых бревен к благости располагали. Мы, женщины, за пару дней тот домик в добрый вид привели, а мужики установили на крышу маковку с крестом. Так что на первое время, пока свою церковь не построили, наши души тоже пристанище обрели. Зажили вроде и не плохо. Деды работящими были, через пару лет раскорчевали делянки, срубили для себя и скотины кое-какое жилище. У нас, женщин, кроме всего хозяйства, в первое время ещё работа была – тянули сохи, коров-то жалко было, а коней не на что купить. Заимку нашу Михайловкой назвали, по причине того, что мужики все Михаилы были, кроме моего отца Ивана. Через пару лет разжились конями, плугами, купили шерстобитку, запустили маслобойню, стали мастерить жнейки, а ульи, логушки, чашки, ложки – это почти каждое семейство делало. В Бийске всё это продавали или меняли на железо, гвозди, разный инструмент.
Как ни странно, но читать и писать из десяти наших семейств умели почти все. А первая книга, что шла за учебник – Библия. Я знала, особенно Новый Завет, почти наизусть. И понимание Бога у нас было, в основном на восприятии и исполнении Божьих заповедей. Жить старалисьпо совести. Не считалось грехом на селе, если нужно для дела работать в христианские праздники после обеда. А вот жадность, зависть как-то не приживались среди наших поселенцев. Даже позднее, когда из других мест к нам селились, михайловские делились всем, чтобы помочь нуждающимся. Власти как-то стороной Михайловку обходили. Мужики- переселенцы не то, что смирные да покладистые, просто, живя в центральной России, раньше, чем местные, были приучены к разным чиновничьим придиркам да поборам. Случалось, отношения с разными представителями новой власти сглаживали маслом или мясом. Серьезная же стычка произошла из-за того, что решили селяне наконец-то построить новую маленькую церковь. Не по нраву властям, что без их спроса мужики заложили приход из кедра. Везде рушат да закрывают храмы, а здесь новый открывать решили, лес сплавляли из-под Маймы по речке Ише. Приехали тогда человек пять атеистов, народ собрали около церковного сруба, решили устроить что-то вроде диспута, как сейчас говорят. В том споре вознамерились показать вредность религии. Начал старший команды, да весьма неудачно обратился он к собравшимся: