Родители на сенокосе целый день. Дети оставлены дома на попечение старшей сестры, которой не до нас.
Верхний ряд: я на фоне родного дома, поселок Воронцовск, улица 8 Марта, дом 10.
Нижний ряд (слева направо): роддом, где родилась я, все мои братья и младшая сестренка; я на фоне школы, которую построила бригада моего отца и в которую я пошла первый раз в первый класс.
Все играют в «дом»: я – «жена», у меня есть «муж и дети». «Муж» работает на «шахте», приносит «деньги», я в магазине покупаю «продукты»: хлеб – камушки, масло – землю, молоко – воду… Прибираю «квартиру» – участок земли у нашего забора, огороженный палочками, куда для уюта принесены разные вещички из дома.
Уходим с подругами в настоящий магазин. Возвращаемся назад – к нам бегут ребята и сообщают, что мой брат Михаил повис на электрических проводах. Бежим к дому. Брат лежит во дворе с раскинутыми в стороны руками, вокруг ребята и взрослый дядька, который, собственно, и спас его, ударив по электрическим проводам граблями. Миша приходит на наших глазах в сознание. Оказывается, он проверял наличие тока в проводах над крышей дома. Сначала взялся одной рукой за один провод и сообщил всем, что тока нет, а потом взялся второй рукой, и тут-то его начало просто колбасить на проводах. На его счастье, проходил мимо мужчина, который не растерялся и перебил провода деревянными граблями, которые случайно оказались с ним – видимо, он шел с сенокоса.
Вечером пришли родители с покоса, принесли пайвы с лесными ягодами и грибами. Не помню, кто и как рассказал им о ЧП с Михаилом.
На берегу реки Каквы идет народное гулянье в честь какого-то праздника. Мы с отцом едем на мотоцикле, я сижу на высоком сиденье позади него, прижавшись к его спине. Едем быстро, ветер развевает мою юбочку и волосы, я чувствую себя взрослой. На берегу реки много людей. Отец ищет маму, приехавшую сюда с коллегами на автобусе. Все здороваются с отцом: кто за руку, кто кивком, кто просто приветствует дружеской улыбкой. Некоторые подходят, заговаривают с отцом, и почти все отмечают, что я выросла и сильно похожу на отца. Мне радостно, я не хочу отпускать руку папы!
Отец, старший брат Андрей и я на реке Какве.
Мама ставит меня в длинную и многолюдную очередь около магазина и убегает на какое-то время на работу. Мне кажется, что ее нет вечность! Стою, чуть не плача, чувствуя себя сиротой. Это очередь за хлебом и мукой…
Братья в отсутствие родителей залили огород водой между борозд с картошкой и устроили среди местной детворы соревнования по плаванию. Желающих было много. Все ребятишки в грязи по уши, но счастливые плавали по картошке, которая вся оказалась на поверхности земли. Какой в этот год был урожай картофеля – не помню.
Первые похороны. Умер мужчина, наш сосед, совсем еще, видимо, молодой. Собралось много народу. Многие плачут, особенно убивается его жена. Подхожу близко к гробу, внимательно смотрю на покойника и не узнаю в нем нашего соседа. Ночью долго не могу заснуть. После этих похорон мы, ребятишки, долго в это лето играли в похороны. Кого только не хоронили! Зарывали своих кукол, плакали, а потом снова откапывали их.
Потом произошла где-то авария, погибло несколько человек, живущих далеко от нас, но несли всех на кладбище мимо нашего дома по центральной улице, поэтому из окна я видела эти похоронные процессии. Было страшно.
Точно не помню, в какой год, но, кажется, что в это лето. Родители уехали в гости к брату мамы на Волгу. Дома мы разбили нечаянно ртутный градусник. Все с увлечением играем ртутью, которая то разбегается, то соединяется в один большой шарик – интересно!..
Бабушка ведет меня в кино. Мне она кажется очень строгой. Не испытываю восторга от этого похода, но подчиняюсь ее воле. Неожиданно фильм оказывается комедией, в которой снялись два известных, даже мне, комика: Тарапунька и Штепсель. Фильм назывался, кажется, «Ехали мы, ехали». Я быстро забыла о бабушке и смеялась почти весь фильм, впрочем, бабушка, хоть и редко, но смеялась тоже.
Татьяна поздно возвращается домой с очередного свидания. Возбужденно рассказывает мальчишкам о своем парне, о том, как он ее любит, какие цветы он ей подарил и какие слова ей говорил. Не сплю, слушаю ее, мое воображение рисует картины ее свидания. Я счастлива за сестру.
На улице еще по-летнему тепло, но осень уже вступила в свои права, окрасив все в желто-оранжево-красные тона. Вся семья на огороде. Убираем ботву, жжем костер. Приятно пахнет дымом. Мы, дети, на костре жарим картошку на палочках и запускаем в небо оставшиеся плоды картофеля – зеленые ягоды, насаживая их на гусиные перья.
Мама от швейной мастерской повезла свою коллекцию детской одежды на выставку в Краснотурьинск – районный городок. Катя, младшая сестренка, – модель, я – болельщик и зритель. Катюха покоряет публику своей красотой и костюмчиком песочного цвета в черный горошек. Ей, идущей уверенно по подиуму, все бурно аплодируют. Мне радостно за маму и сестренку. Я гордо заявляю сидящей возле меня в зале тетеньке: «Это моя сестра!» Она мне кивает и еще сильнее аплодирует. Зависти у меня нет – только гордость переполняет меня до краев.
Вечер. Лежу на сеновале. Мама доит корову Зорьку, отец прибирает в сарае. С танцплощадки поселка доносится музыка. Отчетливо слышу слова песни «Куба, любовь моя!». Слово «Куба» мне очень нравится, начинаю повторять: «Куба, любовь моя!». Песня манит каким-то новым ощущением, хочется встать и куда-то бежать. Съезжаю на попе с сеновала, но мама забирает меня домой – пора ложиться спать.
Семья в гостях в Краснотурьинске у друзей родителей. Мы с братом и еще с двумя детьми катаемся на санках с крутой горки. Михаил наезжает на мои санки и ломает мне мизинец на левой руке. Я громко реву. Он уговаривает меня не говорить родителям о происшествии. Вечером дома мне становится хуже, с ревом рассказываю маме про палец. Ведут к врачу, накладывают шов и тугую повязку. Михаил обижен – не разговаривает. А палец мой так и остался калекой – не сгибается до сих пор.
1963 годЯ ночую у бабушки. Она ходит по своему небольшому домику и крестит все окна на ночь, шепча себе под нос молитву.
Мне страшно, забиваюсь под толстое одеяло и представляю себя камнем – камень никто не тронет. К камням у меня в детстве было какое-то особое отношение. Могла долго их рассматривать, просто гладить, даже коллекционировала разные камушки. Гуляя и встречая на дороге одиноко валяющийся камень, обязательно его поднимала и находила для него «друга» или «семью».
Вечером сидим с бабушкой за столом. Она прядет пряжу на своей старенькой деревянной прялке, а я ей читаю «Судьбу человека» Шолохова. Плачем вместе. Плачу навзрыд, паузы между чтением большие, часть слов бабушка не разбирает и просит меня повторять заново…
Утро. Просыпаюсь от тошноты и сильной головной боли. Начинается рвота. Чувствую себя очень плохо. Вся семья угорела – рано закрыли заслонку в печи. Все болеют целый день. К вечеру всем становится лучше.
«Свинка» – паротит, болезнь, которая нам, детям, доставляла радость, потому что отец приносил сгущенное молоко и даже мандарины. Нравилось лечиться лампой, от которой шел синий свет. О тяжелом последствии этой болезни никто из нас не догадывался.
Пришла на работу к отцу. Он с бригадой строит кому-то дом. Пахнет деревом и свежей стружкой. Несколько колечек стружечки висят в кудрях отца. За ухом у него лежит химический карандаш. Отец самый красивый и веселый. Я его люблю и горжусь им.
Мама закончила доить корову Зорьку, перелила молоко в глиняные кувшины, дала корм домашней скотине (корове, теленку, поросенку, курам), а отца все нет с работы.
Мама берет меня за руку, и мы идем на площадь поселка, где находится пивная. Отец сидит с друзьями. Все веселые, а дым от папирос стоит такой, что хоть топор вешай, все громко о чем-то разговаривают, спорят. Отец видит нас, расплывается в улыбке, но мама, не говоря ни слова, разворачивается и выходит из пивной. На площади отец нас догоняет.