Травинка, принесенная соседним водоворотом, кружась, приклеилась к его запястью, подпрыгнула, снова приникла. Матье вынул руку.
— Жарко, — сказал он.
— Да, — согласился Пинетт. — Все время тянет спать.
— Ты хочешь спать?
— Нет, но постараюсь.
Он лег на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза. Матье погрузил сухую ветку в ручей и пошевелил ею. Через некоторое время Пинетт открыл глаза.
— Черт!
Он встал и обеими руками начал ерошить волосы.
— Не могу уснуть.
— Почему?
— Я злюсь.
— В этом нет ничего дурного, — успокоил его Матье. — Это естественно.
— Когда я злюсь, — сказал Пинетт, — мне нужно подраться, иначе я задыхаюсь.
Он с любопытством посмотрел на Матье:
— А ты не злишься?
— Конечно, злюсь.
Пинетт склонился над башмаками и стал их расшнуровывать.
— Я даже ни разу не выстрелил из винтовки, — с горечью произнес он.
Он снял носки, у него были по-детски маленькие нежные ступни, пересеченные полосками грязи.
— Приму-ка я ножную ванну.
Он смочил правую ступню, взял ее в руку и начал тереть. Грязь сходила шариками. Вдруг он снизу посмотрел на Матье.
— Они нас найдут, да? Матье кивнул.
— И уведут к себе?
— Скорее всего.
Пинетт яростно растирал ногу.
— Без этого перемирия меня так легко не одолели бы.
— Что бы ты сделал?
— Я бы им показал!
— Какой бычок! — усмехнулся Матье.
Они улыбнулись друг другу, но Пинетт вдруг помрачнел, и в его глазах мелькнуло недоверие.
— Ты сказал, что мы тебе отвратительны.
— Я не имел в виду тебя.
— Ты имел в виду всех. Матье все еще улыбался.
— Ты со мной собираешься драться? Пинетт, не отвечая, наклонил голову.
— Бей, — предложил Матье. — Я тоже ударю. Может, это нас успокоит.
— Я не хочу причинять тебе боль, — раздраженно возразил Пинетт.
— Как хочешь.
Левая ступня Пинетга блестела от воды и солнца. Они оба на нее посмотрели, и Пинетт зашевелил пальцами ноги.
— У тебя забавные ступни, — сказал Матье.
— Совсем маленькие, да? Я могу взять коробок спичек и открыть его.
— Пальцами ног? -Да.
Он улыбался; но приступ бешенства вдруг сотряс его, и он грубо вцепился в лодыжку.
— Я так и не убью ни одного фрица! Скоро они припрутся, и им останется только меня задержать!
— Что ж, это так, — сказал Матье.
— Но это несправедливо!
— Это ни несправедливо, ни справедливо — это просто факт.
— Это несправедливо: мы расплачиваемся за других, за парней из армии Кора и за Гамелена.
— Будь мы в армии Кора, мы поступили бы так же, как-они.
— Говори за себя!
Он расставил руки, шумно вдохнул, сжал кулаки, и надувая грудь, высокомерно посмотрел на Матье:
— Разве у меня такая рожа, чтобы удирать от врага? Матье ему улыбнулся:
— Нет.
Пинетт напряг продолговатые бицепсы светлых рук и некоторое время наслаждался своей молодостью, силой, храбростью. Он улыбался, но глаза его оставались беспокойными, а брови нахмуренными.
— Я бы погиб в бою.
— Так всегда говорят.
Пинетт улыбнулся и умер: пуля пронзила ему сердце. Мертвый и торжествующий, он повернулся к Матье. Статуя Пинетта, погибшего за родину, повторила:
— Я бы погиб в бою.
Вскоре энергия и гнев снова разогрели это окаменевшее тело.
— Я не виноват! Я сделал все, что мне предписали. Не моя вина, что меня не смогли толком использовать.