Наконец-то я могу посодействовать твоей славной миссии на Востоке.
Насколько я мог установить, Байтань — прелестное местечко, расположенное, правда, в глубине страны, но на хорошей реке. Это процветающий город, жители которого в основном заняты плетением корзин. Там изобилие продовольствия: зерновых культур, мяса, птицы и тропических фруктов. Но самое главное, самое лучшее — это то, что сама миссия, хотя и несколько отдаленная и, к сожалению, остававшаяся в течение последнего года без священника, находится в весьма процветающем состоянии. Очень жаль, что у меня нет фотографий, но могу тебя заверить, что местоположение ее в высшей степени удовлетворительно; миссия состоит из часовни, дома священника и территории при ней, /как волнующе звучит слово „территория“! Ты ведь помнишь, как мы мальчишками играли в индейцев? Прости мои неумеренные восторги/.
Но самые сливки — это наша вполне достоверная статистика. Я посылаю тебе годовой отчет твоего предшественника, отца Лоулера, который недавно вернулся в Сан-Франциско. Я не буду его анализировать, так как, несомненно, ты сам изучишь его, более того, будешь смаковать его в тихие ночные часы. Однако я хочу подчеркнуть некоторые цифры: миссия, основанная всего три года тому назад, может похвалиться четырьмястами причастников и тысячью крещений, из которых лишь треть падает на крещеных in articulo mortis. Разве это не радостно, Фрэнсис? Вот пример того, как благодать Божия может воздействовать даже на сердца язычников.
Мой дорогой! Я радуюсь тому, что тебе выпал этот счастливый жребий. И я не сомневаюсь, что, трудясь на этой ниве, ты пожнешь еще лучшую жатву. С нетерпением буду ждать твоего первого отчета. Я чувствую, что ты нашел, наконец, свое призвание и что невоздержанность на язык и некоторое безрассудство, причинявшие тебе неприятности и в прошлом, совершенно исчезнут.
Смирение, Фрэнсис, — вот в чем черпали силы святые Божий. Я каждый вечер молюсь за тебя и скоро опять напишу тебе. А ты пока позаботься о своем снаряжении. Приобрети хорошие, ноские, прочные сутаны, тебе еще нужны будут подштанники и пояс. Пойди в магазин „Хэнсон и сын“, — они надежные люди и родственники органиста нашего собора.
Вполне возможно, что мы увидимся раньше, чем ты думаешь. Моя новая должность может превратить меня в настоящего путешественника. Разве это не здорово будет встретиться под сенью деревьев Байтаня? Еще раз поздравляю тебя и шлю наилучшие пожелания. Твой брат во Христе
Ансельм Мили,
Секретарь Общества иностранных миссий
Епархия Тайнкасла“.
К заходу солнца суета на джонке усилилась. Они прибывали. Пока судно входило в большую бухту с грязной водой, где сновала тьма-тьмущая сампанов, Фрэнсис жадно всматривался в окрестности города, напоминающие амфитеатр. Байтань был похож на громадный низкий улей, из которого доносилось непрестанное жужжанье. Желтый свет заходящего солнца заливал город. Перед ним расстилалось илистое болото, с зарослями тростника, за ним вдалеке высились розовато-жемчужные, казавшиеся полупрозрачными горы.
Он надеялся, что из миссии за ним, возможно, будет выслана лодка. Но единственная лодка пришла за господином Чиа, богатым торговцем, постоянно живущим в Байтане. Сейчас он впервые появился из глубин джонки, — молчаливый, в красивом атласном одеянии. Это был человек лет тридцати пяти, но державшийся с таким достоинством и спокойствием, что выглядел старше. У него была тонкая золотистая кожа и настолько черные волосы, что они казались влажными. Господин Чиа стоял неторопливо-безразличный, а слуга суетился вокруг него. И хотя Чиа ни разу не взглянул в сторону священника, Фрэнсис почему-то был убежден, что его разглядели вплоть до мельчайших подробностей.
Прошло некоторое время прежде, чем новый миссионер с черным лакированным чемоданчиком из жести получил разрешение сойти на берег. Садясь в сампан, он крепко сжимал свой большой шелковый зонтик, великолепную вещь, крытую клетчатой шотландкой, которую епископ Мак-Нэбб вручил ему на прощание.