Кудрявцев привел приятелей к двухэтажному облезлому дому с деревянными колоннами, к которому примыкала тесная, в два окошка лавка. В одном окне был выставлен хомут, в другом – чересседельники, потники, веревочные вожжи и иная сбруя. Из приоткрытых дверей пахло гниющей кожей и дегтем.
У крыльца Костя подал знак, чтобы товарищи понезаметней проскользнули в дом, – опасался, что дядя тут же посадит его караулить покупателей. Ребята вошли в полутемную прихожую, старательно вытерли о коврик ноги. Испуганная непривычным шумом, по лестнице стремительно спустилась немолодая женщина в накинутом на плечи платке – Костина тетя.
– Здравствуйте, Екатерина Васильевна, – сказал Аркадий, снимая фуражку. – Мы Костины товарищи…
Киселев тоже снял фуражку и поклонился.
– Милости прошу, мальчики, раздевайтесь, – растерянно ответила женщина: гости в этот дом заходили редко.
Ребята прошли в мрачную гостиную с толстыми плюшевыми портьерами на окнах. Плюшевой скатертью с кистями был накрыт и стол. В углу высился массивный, до потолка, буфет. По стенам висели портреты в рамах, где темнели осанистые лики знающих себе цену мужиков с расчесанными бородами и увесистыми медалями на шеях и раскормленных женщин в платьях со стоячими воротниками и золотыми медальонами. В этой галерее Аркадий разглядел снимок самой Екатерины Васильевны в скромной самшитовой рамке. С фотографии смотрела миловидная девушка с бесхитростным, полным ожидания лицом.
– Хороший снимок, – похвалил Аркадий.
– Узнали? – искренне удивилась Екатерина Васильевна. – Это в день окончания гимназии.
– Вы и сейчас очень похожи, – сказал Аркадий. Это была правда.
– Что вы, Аркаша, – залилась краской Екатерина Васильевна. – Я уже старуха. Какой вы, однако… Я вам лучше принесу компот.
И она торопливо ушла.
– А ты говорил, жмоты! – повернулся Аркадий к Косте.
– Т-так то ж т-тетка, она н-ничего.
Екатерина Васильевна возвратилась с подносом, на котором стояли три фаянсовых кружки с компотом и тарелка свежих, домашнего печения кренделей. Аркадий и Киселев переглянулись: таких кренделей они уже не пробовали давно.
– Мы по важному делу, – сказал Аркадий, допив компот и дожевав крендель.
– Слушаю вас. – Лицо женщины напряглось.
– Нас беспокоит, что Косте трудно дается французский. Его могут оставить на второй год.
– Да что вы! – испугалась Екатерина Васильевна. – И ничего нельзя исправить?
– Вообще-то можно, – ответил Аркадий, – но у Кости не остается времени на домашние задания.
– Вы правы, – смутилась Екатерина Васильевна, – я прослежу, чтобы муж его меньше загружал. Спасибо, мальчики, что пришли. А теперь прошу извинить, я спешу. – И она вышла из комнаты.
Минуты две приятели подавленно молчали.
– Я ч-честно предупреждал, – с трудом выдавил Костя.
Киселев опустил голову. Внезапный уход Екатерины Васильевны разбивал его последние надежды, Аркадий тоже был обескуражен провалом своей дипломатической миссии. Костя мог бы еще подождать. Через день Ведьма снова влепит ему двойку – и будет повод вернуться к разговору. Но Киселев ждать не мог. А без него рушился весь план. Впрочем, терять уже было нечего.
В прихожей послышались легкие шаги. Аркадий замер, собираясь с мыслями, и бросился к двери.
– Екатерина Васильевна, можно вас на минуту?
– Аркаша, я приглашена к обеду. И уже опаздываю. Приходите на той неделе: в среду или лучше в четверг.
– Будет поздно, – ответил Аркадий.
– Что поздно? Вы недоговариваете?
Екатерина Васильевна встревоженно вошла в гостиную. Она была в пальто с песцовым воротником и песцовой шапочке. От нее исходил тонкий запах духов.
– Я не успел сказать, что сам Костя с французским не справится. Даже если у него будет много свободного времени.
– Господи, – опустилась на стул Екатерина Васильевна. – Что же делать? Я когда-то знала и французский, и греческий, но уже ничего не помню. А учителя небось нынче дороги?
– Да… но простой репетитор ему не поможет.
– Это почему же? – удивилась женщина и сняла шапочку: ей стало жарко. – Вон у соседей сын балбес балбесом, наняли гимназиста, и он помог по арифметике.
– Ведьма, простите, мадам Языкова невзлюбила Костю. И она ему поставит тройку, только если он будет разговаривать по-французски, как парижанин. А для этого он целый день должен с кем-нибудь болтать по-французски – иначе ему придется вернуться обратно в деревню.
– Как вернуться? – Тетя была искренне взволнована. – Мы к нему очень привыкли. Своих детей нам Бог не послал. Мальчики, Коля, Аркаша, посоветуйте. И потом, где я найду такого учителя, чтобы он занимался целый день? Да и денег у нас таких нет.
– Мы и сами не знаем, чем помочь, – сокрушенно произнес Аркадий.
– Что обидно, – добавил Киселев, – способный Костя очень. Преподаватель математики не успевает записать на доске задачу, а Костя уже тянет руку: он ее решил… в уме.
– Да и дяде он помогает лучше любого бухгалтера, – обрадовалась Екатерина Васильевна. – Но вот французский…
– Коля, ведь ты у нас вроде хорошо говоришь по-французски? – будто вспомнил Аркадий.
– Но я не могу каждый день так далеко ходить, – включился в игру Коля.
– Зачем же вам ходить? Переезжайте, – предложила Екатерина Васильевна. – Вам у нас будет спокойно.
– Как ты насчет переезда? – хитро прищуря глаза, спросил Аркадий. – Что тебе у своего попа снимать комнату с обедами, что здесь. Люди тут приветливые, добрые, много с тебя не возьмут.
– Какое «много»! – вмешалась Екатерина Васильевна. – Мы вообще ничего не возьмем. Будете жить, Коля, как родной.
– Даже не знаю, – помялся Коля. – Квартирантов у попа много, вечером весело, играет гармошка…
– Но Косте-то надо помочь? – накинулся на него Голиков. – И потом, пожалей Екатерину Васильевну – где ей найти репетитора, чтобы ходил сюда каждый день и разговаривал с Костей только по-французски?
– Коля, я отведу вам отдельную комнату. А мы с дядей и мешать не будем, только если я зайду компоту принести.
– Ну что, Кисель? – спросил Аркадий, делая неприметный знак, что пора соглашаться.
– Хорошо! – ответил Киселев.
– Только одно меня беспокоит, – заволновалась вдруг Екатерина Васильевна, – едим мы не по-городскому: щи да каша, разве когда что спеку.
– Это ничего, – ответил за Колю Аркадий, – он у нас не избалованный.
…Прощаясь, Голиков хитро подмигнул повеселевшим товарищам.
Решительность
Наступили холода. Снег уже прочно лег на землю. По дорогам вместо телег ездили на санях.
В воскресенье Аркадий возвращался домой. Он нес от сапожника починенную обувь. Неожиданно ему встретились Коля с Костей. Они теперь всюду ходили только вместе. Несмотря на мороз, приятели были без шинелей. Киселев в курточке, а Костя в старом дядином пиджаке. Под мышкой каждый держал коньки-снегурки, которые легко привинчивались к ботинкам. Для этого к каблукам прибивали специальные железные подковки.
– Вы куда?! – изумился Аркадий.
– На Тёшу, – с легким вызовом ответил Костя. Он последнее время стал менее робок и уже не так заикался.
– Не рано ли? – спросил Голиков.
– Мы нарочно ходили на речку, – успокоил Киселев. – Костя у берега на льду даже прыгал. Держит.
– Тогда обождите меня, – обрадовался Аркадий.
Он бегом отнес домой чемоданчик, надел под ученическую гимнастерку теплую фуфайку, схватил коньки и вернулся к ребятам. Те обрадовались – не только потому, что с ним было веселей, но и потому, что втроем менее опасно. Между арзамасскими мальчишками и сорванцами из соседних сел Выездное и Пушкарка существовала давняя вражда. Нередко деревенские, подкараулив, вылетали на лед крикливой, беспощадной толпой, сбивали городских мальчишек с ног, отвинчивали коньки, срывали перчатки и убегали. Городские чувствовали полную беспомощность перед многочисленной и хорошо организованной ватагой.
Приятели спустились по крутому склону к реке, надели коньки и, держась ближе к берегу, для пробы сделали короткие пробежки. Лед был чистым и ровным. Держал он крепко. Лишь на середине реки, где было гораздо глубже, лед чуть-чуть прогибался. Но это мальчикам даже понравилось. И они, хорошо разогнавшись, несколько раз пронеслись по этому опасному месту, испытывая робость и радость от сознания того, что не на шутку рискуют. По счастью, все обошлось.