После общения со строгим капитаном, мне очень не помешала бы доставка заветной коробочки из кондитерской на углу возле центрального сквера. Но на двадцать восемь дней моего заточения здесь, я обречена на полезную гармонично сбалансированную выращенную в идеальных условиях и рассчитанную в идеальных пропорциях, лишённую яркого вкуса, еду. Мамочка будет счастлива узнать, что я, наконец, правильно питаюсь. Но мне точно срочно нужно побаловать себя чем-то, и восстановить баланс хорошего настроения. Пусть даже сбалансированной и полезной медово-яблочной пастилой. И поболтать с кем-нибудь. Но на эти проклятые двадцать восемь дней я отрезана от доступа к сетям и моим подругам. Вот кому душу излить? Этому железному болвану что ли?
– Ну, что ЛИ 7, видел как капитан ко мне придирается?
– Не понял вопроса.
– Он меня ненавидит!
– Кто? – вместо ЛИ 7 поддержала разговор Надежда.
Я совсем не ожидала застать её в столовой, иначе, я бы, конечно, была более сдержана в выражении эмоций. Но теперь, что уж скрывать. Она же психолог, одного взгляда на меня ей хватило, что бы понять моё состояние.
– Капитан, – призналась я.
– Не льсти себе. Кем бы ты не была, капитану, скорее всего, это безразлично.
– Ну, хватит! – не выдержала я. – Кем ты меня считаешь? Дочкой главнокомандующего или агентом спецслужб?
– Откуда я знаю, кто ты такая и почему тебе разрешили прилететь сюда? – она отхлебнула какую-то тягучую тёмную жижу из высокого стакана.
– То есть, раз ты семь лет добивалась права прилететь сюда, а меня просто взяли и прислали с заданием, то я точно любовница министра?
– Ну… избавится от надоевшей любовницы можно и более надёжным способом. Ладно, извини, – смягчилась она. – Но нас же не просто так предупреждали быть поаккуратнее с тобой.
– Кто предупреждал?
– А что ты хочешь? Ты сваливаешься как снег на голову, и думаешь, тебя с оркестром встречать будут? Конечно, капитану это не нравиться! – она сделала ещё пару глотков своего странного напитка. – Ему и так немало трудов стоило сработать нас в команду, а ты даже курс подготовки к миссии не прошла!
– Что за гадость ты пьёшь? – меня передёрнуло от вида этой густой жижи, стекающей каплями по её стакану.
– Сбитень из шарая с полбой, – невозмутимо отхлебнула из стакана она. – Я же с Тургая. Водоросли самая естественная пища для меня. Хочешь попробовать?
– Нет уж, спасибо.
Надежда внешне была подчёркнуто спокойна и невозмутима, но длинные пальцы её нервно подрагивали.
– Я тебе не нравлюсь только потому, что меня прислали так неожиданно? – поинтересовалась я. – Потому что это не моя вина. Меня поставили перед фактом, что я лечу сюда и дали на сборы всего четыре часа.
– Четыре часа. А тебе самой не кажется странно, что тебя прислали сюда таким образом? Без подготовки, не дав даже собраться?
– Почему странно? Я же журналист. Для нас такое типично.
– Потому что это слишком опасно для тебя. И ты ставишь в опасность и всех нас, всю миссию.
Я перевела взгляд на массивный браслет биоконтроля на её руке. А она на мою тарелку.
– Это весь твой обед?
– Нет. Мне просто захотелось сладкого.
Она некоторое время молча наблюдала, как я расправляюсь с пастилой.
– Извини меня. Я не хотела тебя обидеть, – неожиданно сменила тон она. – Я бываю резкой. Я исправлюсь, обещаю.
– Да мне не привыкать, – пожала плечами я. – Журналистов никто не любит.
– Дара, ты только не вздумай выяснять отношения с капитаном, – она одарила меня неожиданно ласковым взглядом, светящимся почти материнской заботой. – Любит, ненавидит – это всё ерунда. Он занят важной работой, и сюрпризы от Генриха его точно не радуют. Не лезь к нему, просто делай то, зачем прилетела.
– Он не очень ладит с Генрихом? – догадалась я, припомнив реакцию капитана на упоминание этого имени. – В этом всё дело? В том, что меня прислал именно Генрих?
– Возможно, – равнодушно пожала плечами она, допивая свою жижу. – Поэтому, ты громкими именами зря козыряешь. Здесь это ни на кого не действует.
– И чем Генрих его обидел?
– Это ты у нас журналист. Я в чужие отношения не лезу. Ладно, у меня ещё куча работы, а конференция уже завтра.
– Какая конференция?
– Приходи в зал совещаний завтра после обеда – узнаешь.
– А мне можно?
Надежда удивлённо оглянулась на меня с порога:
– Уж не знаю, что ещё тебе можно, но это можно точно.
Я тоже могу заразиться?
Надежда тоже считает, что мне здесь быть опасно. А ведь меня никто даже не предупреждал о возможности заражения. Не могли же меня отправить сюда, если здесь действительно опасно? Да ещё и не предупредив. Или об этом было написано в том самом договоре? Нет, не может быть. Я же читала его. Быстро и не очень внимательно, но я бы обратила на это внимание.
Я вернулась к себе в каюту, и засела за изучение материалов по заразившимся на этой станции. Задача усложнялась тем, что отсюда у меня нет доступа к общим базам знаний, к социальным каналам, к каналам телевидения. Не привычно так работать, всё время натыкаешься на информацию, которую нужно перепроверить или дополнить, а взять дополнительную негде. За те два часа между сообщением, что корабль сюда уходит через четыре часа и моим выходом из дома, я успела в спешке сохранить себе не так уж много полезного: официальные досье, немного сплетен, подборки видеорепортажей и статей с упоминанием имён членов экипажа. И по случаям заражения информации у меня было слишком мало. Наверняка можно было бы раскопать ещё что-нибудь, будь у меня время на подготовку к этой поездке. Я развернулась к ЛИ 7.
– Я ведь могу воспользоваться информацией библиотеки станции? – я с вызовом уставилась на моего надсмотрщика, словно мой взгляд мог смягчить приговор его программы. – Или сюда мне тоже доступ закрыт?
– У вас есть доступ к общим файлам. – Подтвердил ЛИ 7.
– Выведи на мой дисплей всё, что есть о тех семи заражённых.
ЛИ 7 пискнул и по моему дисплею побежал список файлов. Эта информация была более конкретна и более специфична, чем та, с которой я привыкла работать. Отчёты медиков, психологов, генетиков, переполненные мудрыми терминами и цифрами отчеты и анализы специалистов по энергетике, ментальному и эфирному анализу личности, спектральный и волновой срез и ещё куча, на мой взгляд, совершенно бесполезных и абсолютно не относящихся к делу исследований. Как этих несчастных только не изучали. Большую часть этих отчётов я даже понять не могла, словно они были написаны на инопланетянском языке. Первые полчаса я ещё честно требовала перевода значения каждого встречающегося термина. Мой лексикон пополнился парой десятков терминов, более похожих на ругательства, чем на слова. Потом я сдалась.
Вообще-то ситуация действительно странная. Потому что никакой связи между ними не прослеживалось. Это доступным мне языком было написано в отчёте каждого специалиста. Семь человек просто сошли с ума по необъяснённым до сих пор причинам. Перестали узнавать близких, потеряли способность разговаривать и стали выделывать со своим телом непонятные физические упражнения. Больше ничего общего между ними не было. Совершенно разные физиологические показания, изменения в гормональном фоне, спектрограммы и прочие показатели жизнедеятельности. У кого-то что-то ускорилось, у кого-то замедлилось, у кого-то и вовсе замерло. И накрыло их приступом внезапно в абсолютно не схожих местах и жизненных ситуациях. Они все заболели необъяснимо и непредсказуемо, мгновенно и невозвратимо.
Неужели доктор прав и я тоже могу заразиться? Нет, не может такого быть. Меня бы не прислали сюда, если бы это было опасно для меня. Меня бы не послали.
Я с благодарностью взглянула на ЛИ 7, когда мой надсмотрщик напомнил о времени ужина и прервал моё погружение в эту бездну отчаяния. Хоть какая-то польза от этой железяки.