– Приехали! – громко крикнул мужчина.
Контейнер отстрелил наружу какую-то часть, видимо дверь, и Платону пришлось машинально закрыть рукой глаза, спасаясь от яркого солнечного света.
Глава 7. Полковник
– Сэр, мы потеряли шестьсот тринадцатый!
– Повтори!
– Мы потеряли связь с шестьсот тринадцатым, сэр!
– С шестьсот тринадцатым?!
– Да, сэр!
– Когда?
– Только что.
Роберт сделал вид, что он в искреннем изумлении, но на самом деле ждал этого и очень обрадовался, когда лейтенант появился на пороге. Для всех остальных это событие, наверное, было до абсурдности диким, поскольку за всю историю колонии они не теряли еще ни одного контейнера с пациентами. Ни одного. Тем более с такими. «Неужели она дала сбой? – будут они задаваться вопросом. – Но она никогда не давала сбоя… Это невозможно. Она идеальна. Она же – Дженнифер!» – «Ха!» – полковник знал, в чем тут дело. Дело в том, что Джен тут ни при чем. Это была диверсия повстанцев.
– Дай мне рацию. – Роберт протянул руку, и в ней тут же оказалась рация.
– Горан, прием, Горан, прием. Это Роберт, прием!
Рация затрещала.
– Роберт, это Горан, прием!
– Пропал шестьсот тринадцатый, прием!
Прошло секунд пять, прежде чем Горан ответил.
– Не уверен, что понимаю тебя, Роберт. Ты сказал, что пропал шестьсот тринадцатый, прием?
– Да, я сказал, что пропал шестьсот тринадцатый, прием.
– Как такое возможно, прием?
– Спроси что-нибудь полегче, прием.
– Какие будут наши действия, прием?
– Срочно собирай поисковую команду, прием.
– Есть, прием!
– Буду у вас через тридцать минут, прием.
– Принято, ждем тебя, прием.
– Конец связи.
Роберт положил на стол рацию и посмотрел на испуганного лейтенанта. Он стоял по стойке смирно и смотрел куда-то вдаль. «Что за истукан!» – с раздражением подумал Роберт и стал неторопливо натягивать летные перчатки.
Роберту было шестьдесят три года, но выглядел он, как и все нувры после Преображения, максимум на сорок. Короткая стрижка диссонировала с густыми черными бровями над карими, всегда строгими глазами, его бледное худое лицо заканчивалось острым подбородком, а аккуратный, правильной формы нос был почти что незаметен. Высокий, худощавый, но крепкий, Роберт был одет в серую спецовку военного образца. На груди слева виднелся знак отличия Хранителей, на черном кожаном поясе такая же эмблема располагалась на месте пряжки – троичная пирамида, разделенная на три ступени, внизу самая большая, вверху самая маленькая, – такой вот незамысловатый треугольный символ просветления, символ победы над смертью, над собственной природой, победы над самим собой.
«Что же, теперь все зависит от него!» – думал он, шагая по просторному коридору, ведущему к аэродрому. Роберт волновался. Это было нетипичным чувством для нувров. Ладони стали влажными, сердце учащенно билось, ноги двигались не так, как обычно, – в них неожиданно появилась легкая непослушность. «Если он не справится, – думал полковник, – они все разобьются».
Мимо проходили сослуживцы, каждый из которых отдавал честь. Роберт отвечал им тем же, а про себя думал: «Какая странная история… Я согласился помогать Маме… Почему я вспомнил, а они все нет? Как могло так произойти? Без иллюзий и обманов, говорят неизменившиеся… без иллюзий и обманов… Как же нам снова начать жить без иллюзий и обманов, интересно? И как все это остановить? Не поздно ли что-либо предпринимать? Столько лет прошло. Они говорили, что надежда умирает последней. Хм… Так раньше приговаривали, когда еще мир не был автоматизирован и целиком принадлежал человеку. Если это правда так, то время надежд подходит к концу…»
Роберт вздохнул, пристегнул широкий ремень безопасности и ударил кулаком по крупной клавише «Пуск». Тут же появились рычаги управления, приборы замигали, реактивный вертолет загудел и с легкостью птицы оторвался от каменистой поверхности Марса.
Глава 8. «Пациенты. Яма. Земля – Марс»
– Ты что, Марса не видел? Чего встал? Идем же! Скорее! Я ждать не стану.
Платон не верил своим глазам. Поначалу ему показалось, что он в каком-то дурманящем сне, где реальность такая же условная, как и полуденные миражи пустыни Каракумы. Реальность эта подло опутала его своими абсурдизмами и уже откровенно опасными приключениями. «Какой же это может быть Марс, – думал про себя Платон, шагая по планете, – когда я могу дышать и мне совсем не холодно в одних чертовых плавках?».
Тем временем мужчина уже проворно карабкался на холм. Было видно, как его буты поднимают грязно-оранжевую марсианскую пыль, а довольно сильный ветер тащит ее в сторону. Платон обернулся: посреди какого-то кратера и камней (их было множество повсюду) лежала сигароподобная угольно-черная капсула, из которой уже вылезло несколько заключенных. Они озирались, разговаривали, спорили, кто-то даже кричал в их сторону и активно жестикулировал, но никто, никто из них не желал пойти за ними следом. «Странно…» – подумал Платон. Чуть выше над их головами на оцарапанном боку капсулы красовались цифра «613» и надпись: «Пациенты. Яма. Эшелон: Земля – Марс».
Платон не стал медлить и двинулся за мужчиной, которого уже не было видно, лишь столб пыли свидетельствовал о его существовании.
Пока Платон поднимался, он хорошо разглядел и даже успел потрогать шершавую поверхность «красной планеты». Песок был совсем мелкий и ломкий, как старая бабушкина пудра, а острые камни казались легковесными; черными бусинками камешки скатывались вниз под давлением стоп. Воздух был сухим, безвкусным, но вполне достаточным для нормального дыхания. Было немного прохладно, но не холодно. Постоянно дул ветер, отчего пыль попадала в глаза, и они начинали слезиться. Платон старался не медлить, поскольку единственный его спутник уже оторвался метров на сто, не меньше. Слава богу, подъем сменился равниной, и Платон побежал, чтобы поскорее сократить расстояние и нагнать человека в мотоциклетной куртке. Где-то через минуту ему это удалось, и он постарался остановить мужчину, схватив того за рукав.
– Ты что?!
– Погоди! – воскликнул Платон с мольбой в голосе.
– Ну что теперь? Ты сам решил увязаться. Я тебя не заставлял… У тебя еще есть время вернуться. – Мужчина посмотрел в сторону чернеющей вдали капсулы, брезгливо поморщился, сплюнул и добавил: – К этим.
– Как звать… тебя? – Платон еще не окончательно возвратил себе дыхание, и слова его как бы повисали, замирая в прохладе марсианского дня.
– Маратом. Ну что, идем? Или продолжим светскую беседу, пока нас не словили?
Платон хотел было что-то ответить, но Марат уже двинулся в путь.
– Я… Платон.
– Хорошо.
Марат, по всей видимости, был не самым воспитанным человеком, с которым Платону приходилось иметь дело, но неприветливые и грубые люди были частыми гостями в его прежней городской жизни. Особенно много их было в час пик на станции метро «Пушкинская», когда он отчаянно пытался втиснуться со всеми остальными в набитые до отказа поезда.
– Куда… куда мы идем?
Платону постоянно приходилось нагонять Марата.
Марат зашагал еще быстрее, отчего его широкая спина раздувалась, как парус. Он не отвечал. Все шел, шел и шел.
– Черт! Марат!
– Ну что?
– Куда мы идем?
– Туда. – Марат махнул рукой.
Прищурившись, Платон разглядел какую-то вышку. Тонкая, как игла, она торчала из-за коричневого бугра и жизнерадостно поблескивала на солнце, лениво висящем над горизонтом в оранжевом мареве марсианского полудня.
– Это что, антенна? – не унимался Платон.
– Антенна.
Помолчав, Платон добавил:
– И куда транслирует?
– В Центр.
– Центр? – Платон снова замолчал, стараясь не отставать от спутника и не сбивать дыхания. – Какой Центр?
– Их Центр.
– Их, – повторил за ним Платон. – А кто они-то?
Марат остановился, как следует выругался, но затем ответил:
– Они, Платон… Они – враги!