— Просто так.
— Это — испанец, который, наверное, ненавидит отца больше, чем другие.
Морган умолк на минуту, походил по салону, а потом спросил:
— Кто заботился о вас после геройской гибели отца в Альпах, где он сражался с захватчиками?
— Одна дальняя родственница.
— Вам никогда не казалось, что за вами неотступно следят?
При этом вопросе Иоланда замолкла и удивленно взглянула на корсара.
— Фриц... — воскликнула она внезапно, ударив себя по лбу.
— Фриц?.. — повторил за ней Морган. — Что за Фриц?
— Невесть откуда взявшийся фламандец. Моя родственница взяла его в услужение, и он ни на минуту не оставлял меня одну.
— Старый или молодой?
— Тогда ему было лет тридцать.
— Это он сопровождал вас в плаванье из Европы?
— Да, капитан.
— И куда он делся?
— Не знаю. Он исчез после того, как испанцы взяли на абордаж голландский корабль, на котором я плыла в Америку. То ли пал в бою, то ли попал в плен — понятия не имею.
— Он-то вас и предал, — сказал Морган.
— Почему вы так считаете?
— Скорей всего, это он сообщил губернатору Маракайбо о вашем отплытии в Америку.
— Вы так полагаете?..
— Я уверен, что этого человека приставил к вам граф Медина.
— Но у него не было оснований устраивать за мной слежку.
— Гораздо больше, чем вы думаете, сеньора, — сказал Морган. — Когда-нибудь вы все узнаете. Но если испанцы надеются вновь заполучить вас, они ошибаются — вы теперь под защитой Береговых братьев. Конечно, они собираются устрашить меня высокобортными судами. Но мы еще посмотрим. Будьте покойны, сеньора Иоланда. Верный помощник Черного корсара не даст вас в обиду.
Странно было слышать столь пылкие слова из уст Моргана, отличавшегося, скорей, холодным и замкнутым характером.
Оставив кают-компанию, он поднялся на палубу. Чувствовалось, что он гораздо больше встревожен, чем это казалось на первый взгляд.
Корабли его эскадры старались держаться поближе друг к другу, словно опасаясь появления огромных испанских фрегатов, которые, как было известно пиратам, посланы были в погоню за ними. Свертывая паруса, они жались к фрегату Моргана, как цыплята к наседке.
Гибралтар давно уже скрылся из вида, и ветер неуклонно гнал корабли к Маракайбо.
— Ну как, капитан? — спросил Кармо, подходя к Моргану, разгуливавшему на мостике.
— Чего тебе, старина?
— Как будем выпутываться?
— Помнишь Пуэрто Лимон? — неожиданно спросил Морган, останавливаясь перед ним.
— Еще бы, капитан, как будто все было вчера.
— Помнишь, как Черный корсар избавился от испанских кораблей, вставших на его пути?
— Как же! Заправил брандер смолой и серой и двинул его на противника.
— И чем кончилось дело?
— Один корабль сгорел, другой пострадал.
— И мы так поступим, — сказал Морган. — У нас есть «Камарада» — старая галоша с ее двенадцатью пушками не стоит и пяти тысяч пиастров. Мы превратим ее в брандер и пустим против испанцев. Все пройдет как по маслу, мой старый Кармо, вот увидишь.
— С нами дочь Черного корсара, не отдавать же ее испанцам! Я готов лечь костьми за эту девчонку.
— А я — отдать душу, — сказал Морган с такой пылкостью, что старый моряк изумленно взглянул на него.
— Не переживай, сделаем все, что можно, — добавил он затем, словно пожалев, что сказал лишнее.