– И все ты знаешь?
– Эмансипация, прогресс, – ответила она.– Надо торопиться жить, красиво и с наслаждениями. Другой не будет. Все тлен и прах.
– Тебе еще рано об этом задумываться.
– Девичья краса не вечна. Соперницы идут по стопам,– с грустью произнесла Чародеева.– А связь с любимым человеком омолаживает женщину, делает ее радостной и красивой, спасает от неврозов и других болячек.
– Значит, мужчина лекарь, врачеватель,– улыбнулся Тернистых.
– И не только, ведь мужчина – скрипач, а женщина – скрипка, тонкий и нежный инструмент. Вот и покажи, какой ты виртуоз,– подогревала она его ласками и словами, используя знания, секреты психологии. Провела пальчиками по его чувственным губам.
– Ты же просила всего разочек,– напомнил он, отдаваясь ее ласкам.
– Где разочек, там и два, и три....– прошептала она, понимая что он уже в плену ее чар.
– Все-таки не будем рисковать,– сказал он, распаковывая презервативы.
Всю ночь они провели в хмельных любовных утехах, меняя позы. Утром Валентин намеревался отбыть в город, помня наставление жены, долго не задерживаться. Но поймал на себе печальный взгляд Надежды и прочитал в нем призыв: останься.
– У тебя усталый вид, припухшие от поцелуев губы и мамка сразу догадается о нашей близости,– разумно предположила она.– Отдохни, выспись. Я не буду к тебе приставать, если ты сам этого не захочешь.
Тернистых остался. Достали из комода бутылку коньяка “Ай-Петри”, взбодрились, позавтракали и в теплую постель.
5 . Покаяние
—Валентин! Надюша! Где вы! – услышали они голос Любы и оцепенели, затаились. Тернистых с ужасом понял, что увлеченные друг другом, охваченные безумной страстью, они не услышали, когда Чародеева открыла входную дверь.
– Не шалите, как малые дети. Наверное, изголодались, я привезла продукты.
По нарастанию звучания голоса он догадался, что жена направляется в смежную комнату. Надежда сжалась в комок, с головой укрылась одеялом, словно оно могло сокрыть следы прелюбодеяния.
– Вот тебе и пожалел, разочек-другой … доигрались, – прошептал Валентин и потянулся к брюкам висевшим на спинке стула. Дверь отворилась, и он встретился с застывшим, словно на морозе взглядом Любы. Она остановилась у порога, как вкопанная, уставившись на силуэт под одеялом и обнаженное тело супруга.
– Что это значит? – произнесла побледневшими губами. Валентин смущенно опустил голову, поспешно натянул на ноги брюки.
– Что это значит? – повторила она и решительно устремилась на двуспальное ложе со сползшейся на пол скомканной простыней. Резко сдернула одеяло и увидела обнаженную и дрожащую от испуга Надю.
– Ах, ты, шалава-а! – ударила она дочку по щеке и бросила гневный взгляд на мужа.– Хорош, ничего не скажешь, товарищ майор, однолюб. Что же вы наделали? Мало вам моей нежности, до дочери добрались кот мартовский, лицемер и бабник. Кто она теперь после этого? Я себе там места не нахожу. Уехал и с концами, а они вот чем занимаются. Стыд и позор! Ты же говорил, что для тебя других женщин не существует?
– Люб, Люба, успокойся, ничего страшного не произошло. Она же не другая женщина, а твоя дочка,– взял он ее за дрожащую от негодования и потрясения ладонь.– Выпили немножко, согрелись. Я ее пальцем не тронул, просто лежали рядышком, чтобы не замерзнуть.
Солгал и густо, как юноша-гимназист, покраснел.
– Не тронул, рядышком лежал и рассказывал ей сказку про серого бычка. Почему она тогда в чем мать родила? Лежали и друг друга лизали. У нее, да и у тебя, от поцелуев губы распухли, – возразила Чародеева, и метнула взгляд на использованные презервативы, лежащие на паласе.– Бесстыжие, хоть бы, не поленились и «чехлы» спрятали. Может, для экспертизы оставили?
– Виноват, Люба, сам не знаю, как это произошло,– покаялся Валентин.– Надя на тебя так похожа, что мне показалось, что это ты, мое сокровище. Наверное, лишнее выпил.
– Гуляйте дальше, мне противно вас видеть. Сегодня же подам на развод,– заявила она, и слезы блеснули на ресницах.
– Люба, не делай из этого трагедии, не совершай глупости, – Валентин взял ее за луку, но она вырвалась, отмахнулась.
– Не прикасайтесь ко мне, вымой руки.
– Я все объясню.
– Не надо мне никаких объяснений, все и так ясно, господин майор, – сухо отрезала Люба. – Я бы вам и лейтенанта не присвоила. Вы – самец, не умеющий владеть своими чувствами. Зачем вы соблазнили мою дочь? Теперь она пойдет по рукам. Вас за это следует привлечь и выставить на позор.
«Это она сама,– так и подмывало его ответить, но Валентин постыдился обвинить Надю, и в мыслях посетовал.– Ох, уж эти бабы, сами ловушку подстроят, а потом еще и обвинят. Другое дело, если бы Надежда была девственницей, а она уже довольно искушенная в сексе». Люба, размазывая слезы на лице, вышла из спальни, а затем они услышали стук входной двери. Облегченно вздохнув, Надежда выглянула из-под одеяла.
– Эх, Надька, бестия ты шальная. Позабавились мы с тобой, – произнес он, глядя на ее пылающее от пощечины лицо.– За все платить надо, в том числе и за удовольствия.
В девичьих глазах не было ни раскаяния, ни печали, а лишь затаенное любопытство.
– Тяжела у мамки рука, словно из чугуна отлитая,– вздохнула Чародеева. – Но сердце доброе. Вот увидишь, Валек, она посердится и простит. Все-таки разумная женщина, а не бревно. А если будет и дальше пугать разводом, то не возражай.
– Что нам с тобой делать? – скорее спросил он у себя, чем у нее.
– Как что? – удивилась она.– Мне с тобой очень хорошо. Мы будем тайно встречаться.
– Нет, Надюша, мне тоже с тобой безумно сладко, но довольно. Не все коту масленица. Готовься к сессии, а у меня есть законная жена.
– Жена не стена, можно и подвинуть,– усмехнулась она лукаво и словно дикая пантера потянулась к нему гибким соблазнительным телом.
– Я поеду. Люба еще от огорчения руки на себя наложит,– произнес Валентин и, вспомнив старинный романс, заметил.– Не искушай меня без нужды.
– Давай еще разочек в утешение за мамкину пощечину, – попросила она, преданно с нежностью глядя ему в глаза. – Пожалей свою приемную дочку на прощание. Все равно узелок развязался … Вижу, что тебе тоже для снятия стресса хочется?
– Ты права, теперь уже терять нечего, – произнес он и упоением овладел ее великолепным телом, подавшимся ему навстречу словно перед долгой разлукой.
– Приезжай еще, Валек, тайно от мамки, я буду ждать, – попросила она. – Ты самый сладкий мужчина.
Он взглянул на сияющую тихим светом Надю, поспешно оделся и покинул дачу. Мысль о Любе холодным душем окатила его тело. Предстоял тяжелый разговор.
До города добрался на последней электричке. Любу нашел в темной спальне хмурую и замкнутую. Она лежала в верхней одежде с распухшим от слез лицом и вызвала в нем прилив жалости и нежности. Валентин осторожно присел на край постели.
– Люба, родная, прости меня, больше не повторится. Давай помиримся, – тронул он ее за плечо. Она отстранилась, словно от прокаженного.
– Ты растоптал нежные цветы нашей любви,– промолвила она с печалью.– Еще наш медовый месяц не закончился, а ты с другой устроил пир. Стахановец, многостаночник.
– Хватит об этом,– попросил он.– И так чувствую себя грешником. Думал, приласкаю, утешу девочку, твою дочку, она ведь так одинока. Я занял в твоем сердце ее законное место. Она это поняла, потому и затаила на всех обиду. Да, что мне тебе объяснять, ты умная женщина и сама все видела. Так вот получилось, бес попутал. Но ведь это твоя дочь, а не чужая посторонняя женщина. Поэтому то, что произошло, нельзя назвать изменой. Увлекся, вообразил, что это ты рядышком, ведь вы так похожи…
– Это ты Надьке байки рассказывай, когда в следующий раз сольетесь в экстазе, – прервала она его покаянную речь. – Удобная у тебя логика, значит можно спать с женой и ее дочерью, как в гареме?
– Следующего раза не будет. Я все осознал и сделал выводы,– заверил Тернистых и подумал с недоверием: « А может, она сознательно подложила под меня свою дочь, чтобы проверить на верность? Заранее с ней сговорилась и спровоцировала скандал?»