Эдвард почувствовал, как загорелись его щеки, когда он остро осознал присутствие лордов и графов. Бароны разговаривали о чем-то между собой, но он был уверен, что они, все до единого, напрягают слух, стараясь не пропустить ни слова из их беседы.
– Огонь сарацин показал себя очень хорошо, – неловко заметил он, проследив за взглядом отца, направленным на замок.
За его стенами над разрушенной крышей часовни клубился дым. Осадные машины на время приостановили бомбардировку, и их расчеты производили мелкий ремонт и подкатывали новые камни, привезенные на телегах.
– Он не сможет разрушить стены, – заметил король. – А вот "Вервольфу" это по силам. После полудня его начнут устанавливать.
Заслышав женские голоса, пробивающиеся сквозь хор мужских, принц обернулся и увидел, как в королевский шатер, расположенный в самом центре лагеря, входит королева в сопровождении своих придворных дам. Полог его был откинут, и внутри, на ковре, стояло несколько кресел. Вокруг женщин суетились пажи, рассаживая их по местам и передавая им кубки с вином, разбавленным водой, дабы они могли утолить жажду. Прохладная свежесть рассвета рассеялась под теплыми лучами утреннего солнца, обещавшего жаркий день. В воздухе поплыли звуки арфы – это заиграл один из менестрелей королевы.
Принц Эдвард заметил, что отец улыбнулся, глядя, как Маргарита опускается на трон, сиденье которого было выстлано подушечками. Королева, которая всего на два года была старше его самого, жила вместе со своими фрейлинами в каменном доме в городе, но отец пожелал, чтобы она присутствовала на завершающей стадии его трехмесячной осады, словно стены Стирлинга были сценой, подготовленной для какого-то грандиозного представления.
– Пойдем, Эдвард, – коротко бросил король, внезапно преисполнившись кипучей энергией. – Проедемся верхом со мной. Я хочу осмотреть повреждения. – Когда принц направился за ним, король обернулся. – Ты один. – Он вперил тяжелый взгляд в Пирса.
Жеребец короля Байярд был уже оседлан, и его огромный круп покрывала ярко-алая попона, украшенная королевским гербом. Обменявшись репликами со своим старшим инженером, король поднялся в седло, стараясь держать спину прямо. По его жесту Томас Ланкастер и Хэмфри де Боэн присоединились к ним вместе с еще несколькими королевскими рыцарями.
Принц, садясь на своего коня, с тревогой посмотрел на замок.
– Разве не лучше будет, если стены осмотрит кто-нибудь из инженеров?
– Мне не нужны чужие глаза, когда я прекрасно вижу своими собственными. Кроме того, это даст нам возможность поговорить.
Чувствуя, как похолодело у него в животе, Эдвард последовал за отцом через осадные линии, когда король пустил Байярда вверх по склону. Он объезжал осадные машины по очереди, ненадолго задерживаясь, чтобы поговорить с расчетами, постепенно приближаясь к стенам Стирлинга. Два графа и королевские рыцари следовали за ними на почтительном расстоянии. Король явно получал удовольствие от поездки, с небрежным изяществом восседая в седле своего боевого скакуна, которым он управлял с легкостью, пуская его то шагом, то танцующей рысью, а иногда касаясь сверкающими шпорами мускулистых боков животного, отчего Байярд вставал на дыбы и бил копытами по воздуху. Эдвард поймал взгляд отца, брошенный на королевский шатер, и понял, что тот красуется перед молодой женой. Он даже распорядился расширить окно дома, в котором остановилась Маргарита, дабы она могла наблюдать за осадой. И вот сейчас он в полном блеске предстал перед своей львицей, загоняя законную добычу.
Чем ближе они подъезжали к стенам замка, тем гуще становился дым, грязной пеленой застилающий парапеты с бойницами. Принц обвел их взглядом, выискивая признаки движения. Под стенами он заметил руки и ноги, торчащие из мусора и обломков, устилавших дорогу к подъемному мосту. Теперь, когда в бомбардировке наступила пауза, на груды битого камня слетелись вороны и принялись склевывать гнилую плоть с тел воинов, павших жертвами редких контратак защитников крепости.
– Эдвард!
Резкий окрик отца заставил принца оторвать взгляд от стен. Король остановился неподалеку от одного из требушетов. Он вольготно откинулся на луку седла, позволяя Байярду щипать жесткую траву. Эдвард дал шпоры коню, подъезжая к отцу.
– Да, милорд? – Он надеялся, что отец не услышит дрожь в его голосе.
Король в упор рассматривал сына.
– Осада скоро закончится, Эдвард, а вместе с ней и война. Я намерен вернуться в Вестминстер, а здесь оставить своего наместника. Слишком долго Англия пребывала без моего надзора. Мне все чаще поступают донесения, что в центральных графствах неспокойно. Пока шерифы и бароны сражались на войне, банды вооруженных разбойников начали терроризировать города по всей стране. Повсюду ширятся убийства, разбой и грабежи. Слишком долго королевство оставалось без своего сюзерена и повелителя. – Король помолчал. – Мне пришлось на время отложить и другие вопросы. Твою женитьбу, например.
Принц озабоченно нахмурился. Он и впрямь старался всеми силами избегать этой скользкой темы, будучи в душе благодарным упорству защитников Стирлинга и исчезновению Уильяма Уоллеса, которые занимали все мысли отца и не давали ему подумать о чем-либо другом.
– Меня ведь даже еще не посвятили в рыцари. К чему спешить с женитьбой, пока я только изучаю искусство войны?
– Война и есть та причина, по которой следует ускорить твой брак, – возразил король, оглядываясь на Хэмфри, который ожидал неподалеку вместе с Томасом Ланкастером. – В середине зимы твоя сестра Бесс родит своего первого ребенка, а у тебя появится племянник. Но я хочу, чтобы у тебя был сын. Я не вечен, Эдвард. Когда тебе придет время принять у меня корону, нужно, чтобы твой род был обеспечен продолжением. Я уже написал королю Филиппу, – бесцеремонно продолжал он, видя, что сын опустил глаза, – чтобы обговорить условия.
Пока отец продолжал обсуждать матримониальные планы, принц хранил молчание, представляя себе мрачное будущее, которое его ожидает. Он увидел себя, надевающего кольцо на палец невесте под вуалью. Ее ручки будут холодными и маленькими. Перед его внутренним взором предстало брачное ложе, изукрашенное лентами. Он стиснул зубы, воображая, как ложится на него с этой маленькой холодной незнакомкой. Эдвард постарался поскорее отогнать от себя этот образ, он внушал ему ужас и отвращение. В поисках утешения он огляделся по сторонам, и взгляд его метнулся к осадным линиям, где его ждал Пирс Гавестон. Изабелле Французской, дочери короля Филиппа и племяннице королевы Маргариты, сравнялось всего восемь лет от роду. Она не могла выйти замуж, пока ей не исполнится хотя бы двенадцать. Ему осталось всего четыре года свободы.
– Изабелла станет тебе достойной парой, – закончил король. – Теперь, когда конфликт с Францией исчерпан, а Гасконь возвращена мне, этот союз только укрепит связи между нашими королевствами.
Эдвард встретил жесткий взгляд короля:
– Да, отец.
Король открыл было рот, чтобы добавить что-то еще, но не успел вымолвить ни слова. Его швырнуло вперед, и он грудью ударился о переднюю луку. Байярд, напуганный неожиданным движением, взбрыкнул и едва не выбросил короля из седла. Принц увидел, что из плеча отца торчит нечто длинное и тонкое. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить: это – стрела. Он испуганно заверещал, когда вокруг них в землю воткнулись еще несколько стрел. И вдруг все пришло в движение. Перед его глазами промелькнула синяя вспышка. Это подлетел на своем коне Хэмфри де Боэн, подняв над головой щит, и схватил Байярда под уздцы. Стиснув коленями бока своего жеребца, он понесся вниз по склону, волоча за собой на буксире королевского скакуна с обмякшим Эдуардом в седле. К принцу подскакал Томас Ланкастер и заорал на него, заставляя двинуться с места. Эдвард встрепенулся и изо всех сил вонзил шпоры в бока своего коня, пуская его вскачь к осадным линиям, где с криками метались мужчины, а лучники уже выстраивались в шеренгу, чтобы ответить на беспорядочную стрельбу со стен Стирлинга. Кровь стучала у Эдварда в висках. Прямо перед собой он видел тело отца, навалившееся грудью на переднюю луку седла, и стрелу, торчавшую у него из плеча, подобно восклицательному знаку. А потом и короля, и Байярда поглотила набежавшая толпа.
Пока Нес показывал Джеймсу Дугласу, где можно оставить коней, Роберт поспешно повел Уильяма Ламбертона в свои апартаменты на главной улице Стирлинга. Фионн приветствовал их хриплым лаем и неторопливо подошел, чтобы обнюхать епископа.
– Вы нашли сенешаля, – сказал Роберт, отталкивая гончую и закрывая за ними дверь. – Где он?
Епископ окинул взглядом помещение, и его жемчужно-белый глаз засверкал в косых лучах солнца, проникающих в комнату сквозь закрытые ставни. Жилище представляло собой уютный деревянный домик с большим залом и двумя соседними комнатами поменьше. У одной стены была расположена кровать, полускрытая портьерой, а у домашнего очага разместили лавку и длинный стол, на котором в кувшине стояли увядшие цветы. Пол покрывала таволга, заглушая слабый запах, исходивший из отхожего места, спрятанного за плетеной из лозы ширмой. На полках, тянувшихся вдоль стены, громоздились оловянные кубки и тарелки, сверкающие патиной после долгого использования.
Ламбертон взял Часослов, лежавший на краю полки и покрытый тонким слоем пыли, и покрутил его в руках.
– Интересно, чей это дом? Какого-нибудь буржуа? – Он перевел взгляд на Роберта. – Вы определенно снискали благосклонность короля Эдуарда, сэр Роберт.
– Ваше преосвященство!
Расслышав резкие нотки в тоне Роберта, епископ отложил книгу в сторону.
– Сэр Джеймс находится в Атолле вместе с вашим свояком.