Мы требуем юридического разбора вопроса о Сехотепе и его вызова в трибунал по обвинению в покушении на умышленное убийство.
— Это означает смертную казнь…
— Разве это не справедливое наказание для преступника такого ранга?
О боги! Какой позор ляжет на Дом царя! К тому же ослабление фараона и потрясение для всей страны! Нет, последствия такого приговора были бы разрушительны… Однако положительным могло быть то, что террористическая организация Мемфиса, лишившись своего мозгового центра, своего лидера, оказалась бы на грани развала или начала бы лихорадочные необдуманные действия. А это легко было бы отследить…
В этом случае рассеялся бы кошмар последних лет…
Никаких больше сомнений: слежка за собственным домом Медеса была снята. Это победа! Благодаря талантам супруги и ловко подброшенному анонимному письму все подозрения пали на Сехотепа. Стража сосредоточила свое внимание именно на этом высокопоставленном чиновнике, обвинение которого делало ненужными продолжение слежки и расследования в отношении прочих…
Медес праздновал свой триумф. Разве Сехотеп не станет для властей отличным козлом отпущения и не заведет расследование в тупик, дав заговорщикам выиграть время и укрепить позиции?
А уж собратья по организации, горевшие жаждой отомстить Собеку-Защитнику, не выпустят свою жертву из когтей.
Сам же Медес, как ни в чем не бывало, продолжал изображать честного чиновника и преданного слугу монарха.
Он несколько раз недоверчиво перепроверял, действительно ли возле его дома не бродят стражники, и с этой целью неоднократно выходил даже ночью. Но все вокруг было спокойно.
Уверившись, Медес решил отправиться по своим темным делам. Он дождался, пока все в доме уснут, набросил на себя темную тунику — в отличие от той, что надевал обычно, — и прикрыл голову капюшоном. Как это ни было рискованно, но ему просто необходимо сегодня переговорить с ливанцем.
Мемфис спал.
Медес, крадучись, шел по улице, но вдруг… Шаги! О боги, патруль!
Медес словно врос в дверь какого-то амбара и замер. Сердце бешено колотилось, с лица катился обильный пот. Вот солдаты вышли из-за поворота, вот они идут мимо…
Медес закрыл глаза, срочно придумывая какие-нибудь объяснения на случай, если его окликнут.
Тягостные минуты кажутся бесконечными…
Но патруль дошел до следующего угла, постоял и пошел по боковой улице. Медес сполз на землю и какое-то время сидел, не в силах двигаться дальше.
Потом он раз десять менял свой маршрут, пока наконец-то не убедился, что за ним никто не следит. Успокоившись, он отправился к ливанцу.
Обычная процедура опознания заняла несколько минут.
Однако, войдя в дом, Медес увидел еще троих бородатых мужчин. Они его окружили.
— Хозяин приказал всех обыскивать, — сказал один из бородачей.
— Какие могут быть разговоры!
— Ты прячешь оружие?
— Разумеется нет.
— Тогда не сопротивляйся. А то мы тебя поколотим.
На лестнице появился ливанец, и Медес успокоился.
— Пусть от меня отойдут эти грубияны! — потребовал секретарь Дома царя.
— Они исполняют мои инструкции, — сухо отозвался толстяк.
Пораженный Медес подчинился.
Войдя в гостиную, где больше не было ни сладких пирожных, ни дорогих вин, Медес обратился к ливанцу.
— Ты что, сошел с ума? Обращаться со мной как с подозреваемым!
— Обстоятельства требуют от меня чрезвычайной осторожности.
В первый раз за время своего знакомства с ливанцем Медес заметил, что имеет дело с человеком очень нервным.
— Неужели решительные действия должны развернуться немедленно?
— Это решать Провозвестнику.