Сергей Минский
Дорогая пропажа
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1.
Билеты на поезд Наташа брала за две недели. Туда и обратно.
В зале с междугородними кассами людей немного. К одной – и вовсе – две претенциозных в одежде дамы, девушка и мужик. Со спины именно мужик. Высокого роста. Неопрятно одетый. Длинная худая шея торчит из когда-то белого полушубка – без шарфа. «Странный какой-то», – Наташа, поколебавшись, стала за ним. Услышала, как он что-то нашептывает сам себе. Автоматически отодвинулась. Появилось чувство гадливости от истекающего от человека запаха. Тут же напомнила о себе совесть. Наташе всегда становилось не по себе, когда успевала пропустить инициированную подсознанием, в таких случаях, негативную оценку. Но на помощь уже спешила оправдательная философия – соломинка – спасительная реакция организма. «Следить за собой нужно… – подумала, – Почему я должна с уважением относиться к тому, кто с неуважением относится ко мне? – она сделала еще полшага назад, – До чего же отвратительно пахнет». Появилась даже тошнота. Подступила к горлу от кислого запаха давно нестиранной одежды, от дыма дешевого табака, въевшегося в овчину явно не фабричной выделки. Она усмехнулась: «Видимо, поэтому и людей к этой кассе столько».
Мужик резко обернулся, продолжая почти неслышно шевелить толстыми губами, странной деталью выступавшими на худом с мелкими чертами лице. Под носом и немного на подбородке пучками торчавшая редкая растительность почему-то обошла своим вниманием чуть обвисавшие щеки. Они розовели, как у подростка, несмотря на то, что их обладателю не меньше пятидесяти. Мужик словно услышал мысли Наташи. Бессмысленно посмотрел сквозь нее рыбьими глазами.
«Ненормальный какой-то», – ей стало жутковато. Появилось желание перейти к другой кассе. Но сразу пропало, когда увидела, что дамы впереди, как оказалось, вместе: они, разглядывая билеты, отошли в сторону. «Потерпишь, дорогая, немного осталось. И вообще: нечего аристократку из себя корчить».
Девушка, стоявшая перед «кислым» мужиком, задержалась буквально на три минуты. Но «кислый», пытаясь добиться своего, проторчал у окна минут десять. Достал своей бестолковостью и невразумительной речью всех: и кассира, и Наташу, и тех, кто уже выстроился за ней. За спиной она слышала ропот и соответствующие ситуации реплики.
В конце концов, так и не добившись своего, мужик, чуть прихрамывая, удалился. Наташа вздохнула с облегчением, подошла к кассе и сразу же о нем забыла.
– Слушаю вас? – юное создание в железнодорожной форме вдруг вызвало ностальгию. Девушка напомнила о времени, когда Наташа и сама работала на «железке» – проводницей на линии «Москва – Воркута». Вот так же – в форме. С молоточками в петлицах. Словно вчера.
– Мне на двадцать девятое, до Минска, один купейный, – она подождала, пока тонкие пальчики, с длинными накрашенными ноготками царапали клавиатуру, – И обратный – из Минска, на третье января… Тоже купейный.
– Так, – девушка назвала стоимость билетов, номера поездов до Москвы и от Москвы, выдала дежурную улыбку с ничего – по ее голосу – не значившей фразой «счастливого пути».
– Спасибо, – Наташа улыбнулась, по старой привычке пробежала глазами по цифрам на листке и отошла, вздохнув облегченно – дело сделано. Девушка с молоточками в петлицах, навеяла ностальгию: захотелось пойти на перрон – вдохнуть запах юности. Она поправила шаль, застегнула дубленку и вышла из кассового зала на освещенное фонарями внутреннее пространство вокзала. Поднялась на перрон – к поездам.
Казалось, здесь уже царило предпраздничное оживление: словно до Нового года не две недели, а часа два – не больше. Искрящийся отраженным светом снег, клочками пуха разбросанный по притоптанному перрону, испуганно шарахался в стороны от торопливых ног. Беспрерывная полярная ночь и яркие – даже здесь – звезды на черном небе рождали ощущение присутствия вечности. И от этого присутствия в сиюминутности житейской суеты в душе исподволь возникал конфликт, внося в окружающую картину еще большую жизненность. Легкий запах креазота и угольного дыма, вертикально поднимавшегося над крышами вагонов, возвращали полузабытые чувства. А морозный, покалывающий ноздри, воздух, словно лопающиеся пузырьки восхитительного шампанского, добавлял в них остроты. Это бередило душу, соединяя прошлое и настоящее, отчего все, что в ней происходило, и начинало казаться настоящим.
«Господи, как же давно это было! И как недавно», – Наташа бесцельно пошла по перрону. Окна с фирменными занавесками и провожающие, смешно жестикулировавшие около них. Девушки и парни в темно-синих, кажущихся черными шинелях у проемов вагонных дверей, занятые проверкой билетов и просто общавшиеся со своими коллегами из соседних вагонов. Группы и одинокие пассажиры с чемоданами и сумками, спешившие скорее занять свои теплые места. Это было так знакомо, так грустью отзывалось в сердце, и в то же время наполняло его радостью, что у Наташи увлажнились глаза. Наконец, после горделивого напоминания диктора, поезд громыхнул многотонным металлом, стронулся с места и, набирая ход, стал все чаще повторять на стыках свое привычное «тук-дук, тук-дук».
«Все! Домой! Хватит ностальгии!» – она вдруг ощутила дискомфорт. Пальцы ног начинали зябнуть даже в пимах. А волоски мохеровой шали с осевшим на них от дыхания инеем, норовили неприятно коснуться щек, если нужно было повернуть голову. Тепло кассового зала, недолго ощущавшееся под дубленкой, ушло, как и желание оставаться на стылом морозном перроне. Наташа заторопилась. Обошла здание вокзала и через пару минут уже была на привокзальной площади. Пришлось немного пробежаться, потому что боялась не успеть на стоявший у остановки автобус. Оказалось – зря. Он еще минут пять не трогался с места.
Из автобуса – в магазин: купить, по дороге, молока и хлеба.
Выйдя на улицу, Наташа снова испытала радостное чувство: при полном отсутствии движения в воздухе, плавно паря, кружились редкие снежинки. Это было так красиво – так сказочно красиво, что она остановилась, залюбовавшись. И покупка билетов, предполагавшая поездку к сестре на Новый год. И начинавшийся в безветрии и свете фонарей снегопад. И витрины магазинов, сплошь украшенные огнями и серпантином. Ярко освещенная улица и толпы народа, сновавшего взад и вперед по своим делам. Все это создавало ощущение неизбежно приближавшегося праздника. Вплетало в его канву ожидание чего-то хорошего и светлого. Того, что обязательно должно случиться, наперекор уже случившемуся.
Состояние сознания, только что восторгавшегося великолепием окружающего мира, изменилось, заставив Наташу уйти в себя. Вот радоваться бы. Ведь по-настоящему не любила мужа. И не то чтобы просто догадывалась, знала наверняка – изменяет. Ушел. Оставил все. Казалось, о чем мечтать? Ведь иногда сама об этом думала: «Вот если бы…» А ушел, и как-то грустно стало. «Ну не любила. Ну и что? – во внутреннем взоре мелькнуло лицо мужа, – Жили же все-таки. Сколько таких, как мы… А, может, привычка? Из-за этого и не по себе?» В сознании на секунду возникла пауза. Словно оно куда-то исчезло – улетело на краткий миг. И сразу же вернулось. Принесло с собой понимание, что привычка привычкой, но ее роль не настолько велика, как может показаться, что причина грусти и сосущего ощущения пустоты совершенно в другом. «Потому что опять бросили… – тайна, которую тщательно прятала и охраняла бессознательная Наташина суть, наконец, стала явью, – Потому что оставили за ненадобностью… Та ведь беременна», – Наташа исподволь тяжело вздохнула и мысленно, как бы очнувшись ото сна, поймала себя на этом. Она знала имя любовницы мужа, но иначе как «та» или «эта» не называла – язык не поворачивался. «А чего я ожидала? Что все будет тишь да гладь, если муж на десять лет старше? Я увела, и у меня увели… Так тебе и надо». Но где-то глубоко внутри теплилось и уже начинало расти удовлетворение. Она свободна. У нее есть все для жизни. А тут еще письмо Полины. Подсознание, зацепившись за возникшую информацию, стало провоцировать чувства, а те, в свою очередь, воображение. И Наташа, не колеблясь, поддалась обаянию их тандема. «Неужели, Пашечка развелся со своей? Полька написала, что обратный ход вряд ли будет – проблема разрослась… Теперь эта поездка… Неужели судьба снова собирается свести нас? – сердцу в груди стало тесно, и она выдохнула воздух, – А сын его? Вдруг ради сына сойдутся?» Наташа нутром вдруг ощутила, что не сможет вот так – сходу. Поняла, что ей необходимо время, чтобы окончательно убедиться, что с Пашей не все в прошлом. «Приеду – увижу, – решила, – Мало ли что Полинка говорит».