– Что ты за мной идешь? Двигай домой…
Она зябко передернула плечиками:
– Пожалуйста, не беги!
– А тебе что, какая разница?
– Я не успеваю…
– А мне что? – И уже с некоторой злобой: – И так из-за тебя влип…
Толя повернулся, ускорил шаг. Она, хлюпая носом, мелко засеменила за ним. Он решил оторваться от нее, убежать, дошел до угла и резко сорвался с места. Она еще какое-то время старалась догнать его, бежала, что-то кричала, тонко плакала, захлебываясь слезами. Анатолий был непреклонен. Быстро добравшись до угла какого-то каменного здания, скрылся за ним.
Еще несколько сотен метров Толик бежал, как сохатый, оставляя за собой неприятное прошлое. Потом вдруг – как сучок в глаз! Он вспомнил, на что похож голос черноглазой. В прошлом году он услышал подобный призыв в июне. Так кричала месячная беззащитная лосиха Машка, когда ее живьем грызли две росомахи. Тогда Анатолий успел вовремя, маралом пробежал через болотину, спас дитя тайги. А теперь ноги сами остановились.
Он повернулся, двинулся назад. Сознание прострелила отрезвляющая мысль: «Куда, дурак? У тебя что, в жизни мало проблем?» Однако добрый характер охотника словно подталкивал: «Ладно, уж, провожу до дома… И все!»
Черноглазая сидела на снегу, поджав под себя ноги, привалившись к бетонной стене какого-то дома. Ее плечи судорожно подрагивали. Приложив к лицу ладошки, девушка безутешно плакала. Жалостливый голос, действительно, напоминал призыв раненого зверя, пройти мимо которого невозможно.
Анатолий подошел к ней, присел рядом, потянул за холодные ладошки:
– Ладно уж, провожу до дома. Пошли. Далеко живешь?
Девушка вдруг перестала плакать, посмотрела на него жалко, испуганно, затравленно, как пойманная птица, оказавшаяся в когтях ястреба:
– Домой нельзя ходить! – И вдруг затряслась всем телом – замерзла.
– Почему? – поднимая ее с колен, удивленно переспросил он.
– Паспорт… – четко постукивая зубами, ответила она.
– Что «паспорт»?
– Паспорт остался в сумочке… а сумочка… там – возле него.
* * *
Сергей широко распахнул дверь на голос, да так и заледенел у косяка. За его спиной Шура раскрыл рот шире ворот. Анатолий отодвинул брата в сторону, шагнул за порог:
– Что, не узнал?
– Это ты… Где был? – наконец-то совладал с чувствами Сергей, еще через мгновение, посмотрев на человека сзади, дополнил: – А это кто с тобой?
– А где моя шуба? – наконец-то пролопотал Шура и, вдруг узнав свою одежду, схватился за сердце. – Это что, моя шуба? Что с ней?
– Перекрасил, – снимая заледеневшее мохнатое подобие, ответил Анатолий. – Дождь идет… Шлакоблочный. Вода горячая есть? Помыться и постираться надо. Проводи даму в ванную…
Серега и Шура обомлели. Мало того, что сам был неизвестно где так долго, да еще и привел за собой некоторое «оно» (непонятно, мужика или женщину). Сергей что-то хотел сказать, однако промолчал, отошел в сторону, показал, где ванная. Когда та прошла и закрылась изнутри, оба принялись пилить Толика:
– Ты что, совсем? Где ты ее подобрал? Ты с ней в кочегарке переспал? Зачем ты ее в дом привел? Тебе мало, что нас клофелином напичкали, хочешь, чтобы до утра в одних трусах остались?..
– Тихо, не орите, сейчас расскажу, что произошло, – пытался успокоить их Анатолий и, налив себе полстакана водки, выпил. – Короче, пошел я в магазин…
Друг вкратце прояснил ситуацию. По мере повествования у Сергея и Шуры волосы встали дыбом. Шура побледнел как снег, завалился в кресло. Серега забегал по комнате:
– Ты сам-то понимаешь, что произошло? Нет, ты не понимаешь! Ты знаешь, что ее и тебя сейчас по всему городу ищут? Зачем ты ее сюда приволок?
– Не бросать же ее на улице…
– Ну, так веди сюда всех телок со всех помоек! Здесь тебе не тайга и даже не поселок, где ты всем готов двери открыть и впустить переночевать. Тут город! Таких лохов, как ты, проворачивают и на пику садят в одно мгновение. Здесь не разговаривают! Здесь не ты, так тебя, иного не бывает… – метался по комнате Сергей. – Ты понимаешь, что они по следам сюда, в квартиру могут прийти?
– Я поднимался по лестнице, зола замерзла, не сыпалась с одежды… Ботинки по дороге на снегу очистились.
– Боже! Какой дурак! – заломил руки Сергей. – Да они сейчас весь город перевернут, каждый дом, каждую квартиру проверят! Ты понимаешь, что у них все повязано, везде глаза? Братки так это дело не оставят: за своего отомстят…
– Что же теперь делать? – прошептал Шура. – Как шубу отчистить?
– Еще один балбес! Достал со своей шубой! – оборвал его Сергей. – Тут надо про другое думать: сматывайте удочки, и как можно скорее!
– Да куда сматывать-то? Ночь на дворе! Время одиннадцать часов… – затравленно выдохнул Шура. – И куда я без шубы? Меня Татьяна без соболей, шапки и шубы домой не пустит.
– Ну вообще!.. Ты под каким забором родился? Про шкуру думать надо… Конечно, сейчас бежать нереально. Утром рано, пока еще не рассвело, я вас вывезу на вокзал. Поезд в восемь утра идет, как раз успеете. Из одежды что-нибудь найду в гараже, там у меня старые куртки и фуфайки есть…
– А деньги? На билеты рублей триста надо… Где взять? Эта кикимора, Ленка, все до копейки выгребла, – уныло похлопал по карманам Шура.
– Ну, с деньгами как-то определимся, – успокоил Серега. – У соседей перехвачу.
– У меня деньги есть! – вдруг раздался мягкий голос за их спинами.
Они повернулись, в немом молчании устремили свои взоры на черноглазую. Девушка успела помыться, накинула на себя махровый халат жены Сергея, накрутила на мокрые волосы полотенце, незаметно вышла из ванны и услышала последнюю часть их разговора.
– У меня вот, – повторила она, протягивая Анатолию зеленую бумажку. – Сегодня на работе получила, в дубленке были. Я обычно деньги в сумочке не ношу.
– Вот еще! – сердито перебил ее хозяин дома и небрежно отвернулся, давая понять, что разговор окончен. – Без тебя разберемся! Давай одевайся и греби веслами, откуда пришла: прием окончен!
– Почему бы и не взять, если дают? – приподнялся с кресла Шура, сверля загоревшимися глазами новенькую тысячу. – Деньги нам очень даже пригодятся…
– Пусть хоть обсохнет, – робко вступился за девушку Анатолий.
Черноглазая осторожно положила на стол купюру, опустив глаза, вернулась в ванную. Шура потянулся за деньгами через стол, но Серега перехватил бумажку, сунул себе в карман:
– Ладно уж, все одно мне билеты покупать придется.
– Давай я куплю, – настаивал Шура, но под строгим взглядом Сереги плавно опустился назад на кресло. – Ладно, как хочешь.
– Ты купишь, а сдачу себе в карман. А нам еще кое-что прикупить придется, – отрезал Серега и уже брату: – Ох, и рожа у тебя! Хорошо досталось? – Усмехнулся. – Нос, как у гуся, и под глазами синяки! Ну, иди, мойся, черт с мутного болота! А я пока позвоню кое-кому… – И взялся за трубку домашнего телефона.
Анатолий прошел на кухню, ожидая, когда черноглазая выйдет из ванны, присел на табурет. За окном – черная ночь – рысьи глаза. Перед домом одинокий фонарь слепит цветом калужницы. На небе – ни звездочки. В свете желтого прожектора кружит легкая изморозь. «Как хорошо, как будто ничего не произошло. Эх, елки-палки, надо же такому случиться! Жил в тайге, промышлял, и забот не было. Все шло как по расписанию. Надо было оставаться до весны, но нет, в мир надо выйти, себя показать! Показал… – подумал он и тяжело вздохнул, – теперь на всю жизнь хватит…»
Из ванной вышла черноглазая, прошла к нему на кухню с мокрым бельем в руках, тихо попросила:
– Можно я посижу здесь, пока одежда высохнет? Потом уйду…
– Вон, положи на батарею, – равнодушно ответил он, отодвинувшись в сторону.
Она осторожно прошла мимо него, аккуратно развесила мокрые джинсы, белую рубашку, белые носочки и все, что касалось женского белья. Он хмуро отвернулся: «Чистюля… Тебя бы в тайгу да шаровары с рейтузами…» Она как будто прочитала его мысли, не поворачиваясь, ответила:
– Ненавижу грязь! – И уже приказным тоном: – Снимай штаны, я постираю!