Ночь упала на них внезапно, как это обычно случается в тропиках; это всегда пугает тех, кто привык к мягкому переходу к сумеркам, привычному в более северных широтах. По расчетам Джейка, за целый день они преодолели не более двадцати миль, и ему очень не хотелось объявлять привал, особенно теперь, когда они двигались с приличной скоростью и катились вперед без помех, а температура двигателей в прохладном ночном воздухе упала и вместе с ней уменьшилась и раздражительность водителей. Джейк, который ориентировался на пояс Ориона, включил дальний свет фар и обернулся назад – убедиться, что и остальные последовали его примеру. Фары бросали яркий свет на сотню ярдов перед машиной Джейка, давая ему отличную возможность маневрировать и избегать особенно густых зарослей шипастого кустарника. Время от времени фары выхватывали из темноты здоровенного серого пустынного зайца, который в испуге замирал перед машиной, и его глаза некоторое время сверкали как яркие бриллианты, прежде чем он поворачивался и обращался в бегство, отталкиваясь длинными задними лапами, но по-прежнему несся впереди машины, словно был не в силах вырваться из потока света, спотыкаясь и трепеща на бегу длинными ушами, болтающимися вдоль спины, пока в самый последний момент не выпрыгивал из-под колес и не исчезал в темноте.
Джейк уже собирался объявить привал, чтобы поесть и передохнуть, а потом, может быть, снова идти ночью дальше, когда песчаные холмы стали постепенно расступаться и в свете фар он увидел впереди блестящую белую песчаную равнину, совершенно плоскую, призывающую мчаться вперед, как гоночная трасса в Брукленд.
Он переключился на самую высокую передачу – впервые за весь этот день, – и машина охотно рванулась вперед, и неслась так ярдов сто, пока толстая белая корка солончака не раскололась под колесами. Тяжелый броневик провалился по самую раму, тут же забуксовал и задергался, а Джейка при этом так сильно швырнуло вперед, что он больно ударился плечом и лбом о стальной козырек лобового стекла.
Мотор заревел на высоких оборотах, дико застучали клапана, но Джейк быстро пришел в себя и ударом ладони закрыл дроссельную заслонку. Он выбрался из машины и замахал остальным, приказывая остановиться, после чего опустился на корточки и стал обследовать застрявшую машину. Гарет преодолел пространство снежно-белого солончака и остановился рядом, молча обозревая полученные машиной повреждения.
«Только не вздумай тут умничать», – мрачно подумал Джейк, с трудом преодолевая приступ ярости и раздражения. Руки у него сами собой сжались в кулаки и стали похожи на костистые кувалды.
– Сигарку хочешь? – спросил Гарет, протягивая ему портсигар.
И Джейк почувствовал, как его злость понемногу отступает.
– Отличное место, чтоб разбить лагерь на ночь, – продолжал Гарет. – А утром разберемся, как ее вытаскивать. – Он хлопнул Джейка по плечу. – Давай, поднимайся. Сейчас угощу тебя теплым пивом.
– Я все ждал, что ты сейчас выдашь что-нибудь этакое… да что угодно, и тут-то я тебе врежу! – Джейк помотал головой, улыбаясь и поражаясь предусмотрительности Гарета.
– Ты думаешь, я не знал, старина? – улыбнулся в ответ Гарет.
Но разбудило ее вовсе не это. Может быть, холод. Температура здесь по ночам здорово падала – обычное явление для пустыни, поэтому она поплотнее завернулась в одеяла, когда разбудивший ее звук раздался снова, и она подскочила и села, напряженная и испуганная.
Это был долгий, низкий, раскатистый рев, не похожий ни на что когда-либо ею слышанное. Он достиг самой высокой ноты, отчего она начала нервничать, и затем перешел в низкий рык, от которого судорогой сводило кишки. Рык был столь яростный и угрожающий, что она почувствовала, как ее всю медленно охватывает ледяной ужас. Она было хотела закричать, разбудить остальных, но боялась привлечь внимание к себе, поэтому так и осталась сидеть, замерев на месте и широко открыв глаза, дожидаясь, когда этот страшный звук после недолгого молчания повторится снова.