Опередив быка на какие-то шесть дюймов, он запрыгнул на заднее сиденье машины и скрючился там, сполз на пол и прикрыл голову обеими руками, а орикс тем временем уже обрушился на боковину кузова машины, вбив внутрь одну дверцу и царапая краску своими смертельно опасными рогами.
Джино пытался закопаться в землю, скребя ее руками и ногами и издавая при этом жалобное поскуливание. Водитель заглушил мотор и сидел, словно окаменев; всякий раз, когда орикс бил рогами в борт машины, его так сильно швыряло вперед, что он ударялся лбом о ветровое стекло. При этом он умоляюще бормотал:
– Пристрелите же его, граф, пожалуйста, пристрелите это чудовище!
Задница графа смотрела прямо в небо. Это была единственная часть его тела, возвышавшаяся над задним сиденьем «роллса», и он орал, чтобы кто-нибудь подал ему винтовку, но не мог поднять головы, чтобы взять ее самому.
Пуля, что раздробила сернобыку хребет, прошла дальше и пробила легкое. Мощные удары, которые он наносил по машине, расширили рану и разорвали крупную артерию, в результате чего животное, издав жалобный вой, рухнуло на землю, и из его ноздрей мощно хлынул двойной поток крови.
После этого надолго установилась тишина. Бледное лицо графа понемногу розовело, когда он опасливо поднял голову над бортом машины и поглядел на мертвую тушу. Бык лежал неподвижно, и это графа подбодрило. Он осторожно нащупал «манлихер», медленно поднял его и выпустил целую серию пуль в неподвижную тушу быка. Руки у него дрожали так сильно, что несколько выстрелов не попали в цель и пули вонзились в землю в опасной близости от Джино, который все еще лежал на песке, испуская жалобные стоны и делая странные загребающие движения руками, как крот, стремящийся зарыться в землю.
Удостоверившись, что орикс наконец мертв, граф вышел из машины и медленно направился к ближайшему шипастому кусту, но шел он на полусогнутых и одеревеневших ногах, поскольку успел несколько запачкать свое шелковое, отмеченное монограммами белье.
Граф направил в ответ радиограмму в пять сотен слов, которая завершалась восклицанием «Победа будет за нами!», после чего отправился праздновать вместе с офицерами свой успех, заедая его барбекю из антилопьей печени и запивая ледяным кьянти.
Давно согласованная сумма оплаты за перевозку боевых машин и четверых пассажиров составляла двести пятьдесят фунтов стерлингов. Проигрыш капитана уже несколько превысил ее, а Гарет лишь победоносно улыбался капитану и поправлял свои золотистые усы.
– Как вы полагаете, Папа, старина, не сделать ли нам перерыв – выйти на палубу и слегка размять ноги, а?
Отыграв заплаченные за проезд деньги, Гарет выполнил поставленную перед собой задачу и теперь желал вернуться на палубу, где Вики Камберуэлл и Джейк что-то слишком подружились, чтобы он продолжал сохранять спокойствие. Всякий раз, когда зов природы вынуждал Гарета совершить очередную прогулку на ют, к борту, он видел, что эти двое все время сидят вместе и чересчур много смеются, а это обычно дурной признак. Вики всегда первой вызывалась участвовать в любом деле, она подавала Джейку инструменты и вообще всячески вдохновляла его, пока он трудился, регулируя моторы машин и осуществляя последние приготовления к переходу через пустыню, или когда они сидели втроем с Грегориусом, и тот в обстановке бурного веселья и шуточек преподавал им уроки основ амхарского языка. И Гарет невольно задавался вопросом, как далеко эти двое в конечном итоге могут зайти.
Однако он был человеком, точно знающим, что ему нужно в первую очередь, а его основная забота в начале путешествия заключалась в отыгрывании у Пападопулоса уплаченных тому денег. Выполнив задачу, он мог теперь вернуться к обхаживанию Вики Камберуэлл.
– Отлично провели время, Папа, – обратился он к капитану, приподнимаясь над столом и засовывая пачку засаленных банкнотов в задний карман и одновременно сгребая свободной рукой со стола разбросанные там монеты.