Тут «Мисс Вихляга» словно по собственному желанию сбросила скорость и мягко остановилась прямо посередине широкого открытого пространства, покрытого песком и поросшего темными кустами.
Джейк заземлил магнето, и рокот мотора стих. Он повернулся на сиденье и заключил Вики в объятия, прижав к себе с такой силой, что она громко охнула.
– Джейк! – протестующее вскрикнула она, вроде как от боли, но ее губы уже прильнули к его губам, и все протесты были забыты, как только она ощутила их вкус.
Его подбородок и щеки кололись успевшей вырасти щетиной, зачатками таких же кудрявых и густых волос, что плотными завитками вылезали из ворота его рубашки, а исходивший от него запах настоящего мужчины очень походил на вкус его губ. Она чувствовала, как ее собственное тело, мягкое и податливое, жаждет прикоснуться к его мощному и твердому торсу, и прижалась к нему, находя удовольствие даже в причиняемой этим нажимом боли.
Она вполне отдавала себе отчет, что рвущиеся наружу эмоции скоро выйдут из-под контроля, захватят их обоих, и это придало ей беспечности и храбрости. Ей также пришло в голову, что сейчас в ее власти довести его до полного помешательства от страсти, и эта мысль еще больше возбудила ее, так что немедленно захотелось эту власть испытать.
Его шумное и резкое дыхание отдавалось у нее в ушах, но потом она поняла, что это не его дыхание, а ее собственное, и каждый вдох, казалось, так раздувал ей грудь, что она готова была взорваться.
В кузове было страшно тесно, а двигались они все быстрее и хаотичнее. Вики скоро надоели все эти выступы и ограничения, она просто чесалась от нетерпения. Ей никогда не приходилось впадать в столь дикое возбуждение, она даже на мгновение вспомнила мягкие и опытные руки Гарета, их замедленные, как в менуэте, нежные движения и прикосновения, когда они занимались любовью, и она невольно сравнила их с этим штормовым соприкосновением двух страстей, но это воспоминание вмиг было унесено прочь мощным потоком желания, стремлением освободиться от всех тонкостей и ограничений.
Они выбрались из машины, и ледяной холод ночи начал щипать ей спину и бедра, она ощущала, как тонкие золотистые волоски у нее на руках встают дыбом. Джейк встряхнул свернутую в рулон постель и расстелил ее на земле. Потом снова обнял ее, и жар его тела обдал ее всю, она даже испытала чисто физический шок. В этом жаре, казалось, огнем пылают все его так долго подавлявшиеся желания и душевные устремления, и она прижималась к нему, вбирая в себя этот жар, целиком отдаваясь его воле и плавясь от наслаждения этим контрастом – ощущения на своей коже его пылающего тела и ледяного ветра пустыни.
Теперь наконец ничто не препятствовало ее рукам, они проникали повсюду, куда она хотела, и она понимала, что ее пальцы холодны как лед, но ей даже доставляло удовольствие слышать, как он то и дело охает от их прикосновений. Она хрипло засмеялась.
– Да-да! – Она снова рассмеялась, когда он легко поднял ее и опустился на колени на расстеленную постель, прижимая ее к своей груди.
– Да, Джейк, да! – Она отбросила последние остатки стеснительности. – Скорей, скорей, милый!
Все ее чувства бушевали, рвались наружу. Это была настоящая буря, шторм, причиняющий боль, буйный и неудержимый, который вдруг кончился – и вокруг воцарилась невыразимая, звенящая тишина пустыни, настолько пугающая, что она прижалась к нему как ребенок и, к собственному удивлению, обнаружила, что плачет. Слезы градом лились из глаз, но были такими же ледяными, как прикосновения ледяного ветра к ее щекам.
Рас Мугулету, командующий эфиопским войском на севере страны, оказал ему лишь видимость сопротивления, после чего отвел свои сорок тысяч воинов на юг, к естественной горной крепости Амба Арадам. Не встречая сопротивления, де Боно продвинулся на семьдесят миль к Адуа и обнаружил, что город покинут.