Джейк отошел от своей машины и взобрался туда, где сидел Гарет. Две бронированные машины стояли в самом дальнем конце круто поворачивающего русла ручья, там, где он терялся в бесконечном море поросшей травой равнины и низких песчаных холмов. Здесь его берега были не слишком высоки, однако все-таки закрывали корпуса двух машин, правда боевые башни частично виднелись. Их слегка прикрыли ветками колючего кустарника, после чего они стали вовсе незаметны, но вполне могли служить наблюдательными постами.
Гарет передал Джейку бинокль.
– Думаю, нам попался хитрый командир. Идет себе потихоньку вперед, не торопится. – Гарет озабоченно помотал головой. – И мне это совершенно не нравится.
– Вон он, опять остановился, – сказал Джейк, наблюдая за поднимавшимся вдали облаком пыли, обозначавшим положение итальянской колонны. Облако постепенно съеживалось и опадало.
– О Господи! – застонал Гарет и схватил бинокль. – Этот ублюдок что-то задумал, я уверен! Уже седьмой раз он останавливает свою колонну. И, кажется, без каких-либо на то причин. Разведчики никак не могут понять, в чем там дело, да и я тоже. У меня есть гнусное ощущение, что нам попался какой-то военный гений, современный Наполеон, и это меня чертовски нервирует!
Джейк улыбнулся и философским тоном предложил:
– Что тебе сейчас необходимо, так это успокаивающая партия в джин-рамми. Рас тебя уже ждет. – И, словно по подсказке суфлера, рас поднял взгляд и выжидательно улыбнулся – он сидел в тени кузова на ящике с патронами, выложив на крышку очередную комбинацию карт, и внимательно ее изучал. Его телохранители толпились позади. У них тоже был выжидательный вид.
– Меня окружили, – застонал Гарет. – И я даже не знаю, кто более опасен: этот старый урод здесь, под нами, или тот, что приближается.
Он снова поднял к глазам бинокль и обозрел всю линию горизонта и подножие гор. Там больше не было видно никакой пыли.
– Какого черта, что это он там задумал?!
Это было дело чрезвычайной важности и спешности, и пока с грузовика, на котором везли его личные вещи, стаскивали походный стульчак, он весь извертелся на заднем сиденье «роллса», изнывая от нетерпения. Джино, верный оруженосец, пытался его утешить.
– Это все вода из колодцев, ваша светлость, – с умным видом говорил он и беспрестанно кивал.
Как только туалет сняли и установили, чтобы можно было любоваться отличным видом на дальние горы, открывавшимся со стульчака, над ним натянули небольшую брезентовую палатку, дабы скрыть его от любопытных глаз пяти сотен пехотинцев.
Как только эта работа была завершена и вся колонна погрузилась в уважительное и выжидательное молчание, граф очень осторожно вылез из «роллса», а потом прямо как олимпийский бегун рванул к маленькому и одинокому брезентовому сооружению, в котором и исчез. Молчание и ожидание длилось почти пятнадцать минут. И было прервано наконец воплями графа из палатки.
– Доктора позовите!
Пятьсот человек ждали в настоящем напряжении, и в грузовиках слышались пересуды, предположения и догадки, которые наконец докатились до майора Кастелани. И даже он, человек, уверенный, что уже повидал все на свете, не сразу поверил в причину новой задержки и направился в голову колонны, чтобы все выяснить лично.
Он прибыл к походному сортиру и обнаружил там графа и медицинский консилиум, собравшийся вокруг палатки и живо обсуждающий ее содержимое. Граф был бледен, но держался гордо, словно новоявленная мамаша, чей новорожденный младенец находится в центре внимания собравшихся. Он посмотрел на Кастелани, возникшего в дверном проеме, и майор даже чуть подался назад, поскольку на какой-то момент ему показалось, что граф и его пригласит принять участие в консилиуме.