Может, причина крылась в уровне промилле, но, может быть, и в том, что теперь она рассматривала Альмена как нечто прочное, которым не обазательно лакомиться в одну ночь. Она прильнула к нему, но не заснула.
Дом был ярко освещен. Перед въездом припаркованы несколько машин класса люкс, все модного цвета этой осени: черного.
— Но ведь ты говорила, что одна в доме? — голос Альмена звучал встревоженно.
— Я только сказала, что отца нет.
— А кто все эти люди?
Жоэль пожала плечами:
— Понятия не имею.
— Дом полон народу, а ты не знаешь, кто они?
— Друзья моего брата.
— Ах, вон что, твой брат тоже здесь живет?
Она отрицательно помотала головой:
— Он только устраивает здесь иногда вечеринки.
Борис проводил их в вестибюль. Весь гардероб был увешан пальто, а из широкого коридора, ведущего в большой салон, слышались шум разговоров и смех. Жоэль держалась на ногах очень неуверенно, и Альмен надеялся, что Борис ему поможет.
Тот повел их мимо лестницы к двери орехового дерева, за которой скрывался лифт.
— Второй этаж, — скучающе сказал он и закрыл дверь.
9
В спальне слабым светом горели две настольные лампы с тяжелыми шелковыми абажурами. Одеяло было откинуто с обеих сторон, на стороне Жоэли лежало что-то шелковое, кружевное. Комната выглядела как приготовленный к ночлегу номер пятизвездочного отеля.
Обычный любовный голод Жоэли до сих пор ни в чем не проявился. Она помахала Альмену, как малое дитя, и исчезла в ванной.
— Я сейчас, — сказала она, прежде чем закрыть за собой дверь. Он слышал, как она заперлась на ключ.
Альмен уселся в мягкое кресло, напомнившее ему мебель кондитерского зала в «Шапароа». Он устал и слишком много выпил. К тому же за последние несколько часов — эта мысль вспыхивала в его мозгу то и дело, как бы решительно он ее ни вытеснял — он промотал приблизительно половину тех денег, что должен был Деригу. Хуже того: дал промотать.
Эта мысль выныривала из потока самых разнообразных мыслей, которые должны были сделать его голову недоступной для Дерига. Неотесанный, короткошеий, краснорукий Дериг протискивался между ними, словно хам в битком набитый лифт.
Может, кредитор удовольствуется половиной суммы?
Если у Альмена еще осталась эта половина.
Пересчитывать он не хотел, ведь тем самым он прямо-таки пригласил бы это чудовище удобно расположиться в своем мозгу.
От таких примитивных существ, как Дериг, отделаться в принципе можно. И половиной, и третьей частью. Когда они видят деньги, у них не находится сил сказать нет. Лучше синица в руке. Такие это люди.
Одно плохо: придется с ним разговаривать. Более того: вести переговоры. Теперь не получалось просто сунуть ему в руки купюры и отмахнуться от него как от назойливой мухи.
Но до применения силы дело не дойдет. Такие типы не применяют силу против того, кто дал им деньги и должен дать еще. Даже если эти деньги — возвращение долга. Силу не применят.
Или все-таки применят?
Альмен должен был признаться себе, что с такого сорта людьми у него нет опыта.
За дверью ванной он слышал шумы. Звук льющейся воды, звон склянок, шаги, жужжание электрической зубной щетки. И время от времени через спальню прокатывались снизу далекие волны смеха.
Что она там делает так долго? Освежается? Прихорашивается? Наряжается во что-нибудь соблазнительное? Это было то, к чему Альмен не был вполне нечувствителен. Не возбуждающее белье, нет, это было бы для него слишком ординарно. Но вот тонкое дессу — другое дело. Тут уж он бы не отвернулся. Даже если бы его носила женщина, которая действует на нервы.
А разве она действует ему на нервы? Но ведь не только. Ведь есть что-то еще.