– Никогда не читал, – подтвердил я. – Пионерское и комсомольское воспитание, не позволяли мне читать такого рода книги. Хотя бабка моя была верующей, и пыталась рассказывать о Библии, но я её никогда не слушал.
– Понятно, – улыбнулся Велесов. – О Пятикнижии вы так же не слышали?
– А что это?
– Иудеи называют её Тора, состоит она из пяти книг: Бытие, Исход, Книга Левит, Книга Чисел и Второзаконие. В сущности, Ветхий завет это краткий пересказ Пятикнижия.
– Понятно, – кивнул я.
– Что вам понятно? – с интересом посмотрел на меня Велесов.
– Ну, про Пятикнижие, – промямлил я.
– Я не об этом, – нетерпеливо сказал Велесов. – Интересно оказалось то, что, судя по всему, ваш предок Иексей совершил исход из Египта вместе с Моисеем, а его брат Элксай к тому же был одним из многих авторов Пятикнижия.
– Так что же мой предок был евреем?
– Иексей не был евреем, и даже не был иудеем. По той причине, что ни евреев, ни иудеев, в то время как народ ещё не существовали. Несколько тысячелетий назад, Моисей, которого те люди называли месшиах – что значит пророк, вывел некоторое количество родов или по-другому – колен, из Египта.
– Занятно, – брякнул я, что бы лишь, что-то ответить.
– Очень интересно написал об этом отец Алексей Герш в книге « О вере». По его мнению, пророк, всей своей жизнью призывает людей жить праведной жизнью. Сам Алексей Герш, для нас его современников, может считаться эталоном порядочности. Вам Игорь просто необходимо ознакомиться с его книгами. Уверен, вы во многом пересмотрите свою жизнь.
Велесов продолжал рассказывать о Герше, а я задумался. Если придерживаться теории о праведности, я, умолчав о возможной непричастности Колымы к убийству Зинки, поступаю непорядочно. Впрочем, какое мне дело до этого старого уголовника?
– Вы совершенно меня не слушаете, Игорь Дмитриевич, – слова Велесова, продрались до меня, сквозь дебри моих мыслей, – взгляд у вас отсутствующий.
– Простите Владимир Семёнович, задумался.
– О чём, если не секрет?
Сам не знаю почему, но я рассказал Велесову об убийстве Зинки, и о сомнениях в виновности Колымы.
Прихлёбывая чай, доктор в задумчивости смотрел на меня. Так долго, что мне начало казаться, что на лбу у меня узоры, а он рассматривает их. Наконец Владимир Семёнович спросил:
– Скажите Игорь, вы действительно считаете, что Колыма не виноват?
– Отвечу так: я не уверен в его виновности.
– А как же постулат: «Любое сомнение трактуется в пользу обвиняемого»?
– Это пусть судья решает, виновен Колыма или нет. Впрочем, он написал явку с повинной, думаю, что срок ему обеспечен.
– И вы считаете это справедливо?
– Ну, доля справедливости в этом есть, – кивнул я. – Этот Колыма отнюдь не праведник. Грехов за ним немало, и в том, что он сядет, есть элемент справедливости.
– Не могу согласиться с вами! – хлопнул ладонью по столу Велесов. – Справедливость и законность в данном случае смыкаются. Колыма должен понести наказание, но только за доказанные преступления. Вы же Игорь, пользуетесь законом, словно кистенём. Бьёте им первого попавшегося, что б дырки в следствии заткнуть. Не об этом ли говорил Шарапов в фильме: «Место встречи изменить нельзя»?
– Что же вы посоветуете мне делать?
Подумав, Владимир Семёнович сказал:
– Понимаете Игорь, мы живём в ненормальной стране. И эту ненормальность, наши доморощенные русофобы, называют уникальностью. Мы в отличие от Западного мира, застряли в феодальном строе. Вспомните нашу историю: сначала царь, который мог казнить или миловать по своему усмотрению. Потом пришли большевики, и так же не шибко почитали закон. По существу у нас преобладают воровские понятия, а не правосудие. Вот и вы руководствуетесь этими понятиями. Тут совершенно нет вашей вины, вы так воспитаны. На Западе самые инициативные и трудолюбивые, формировали класс буржуа, и именно этот класс, заставил феодальное общество чтить закон. Иначе нельзя! Без соблюдения законов не возможно предпринимательство. У нас же наплевательское отношение к законам. Зачем он нам, когда всё решает хозяин-барин. В этих условиях свято чтится только одно – быть в стаде и не высовываться. Инициатива у нас наказуема. Но поверьте, Игорь, так долго не будет. Вы же видите, что твориться вокруг. Власть понимает, что душить инициативу больше нельзя, и осторожно отходит от своих ортодоксальных коммунистических позиций. Знаете, Игорь, будущее за умными, инициативными людьми, а вы один из них, я это вижу. Поэтому-то и встречаюсь с вами. Я разглядел в вас родственную душу. За нами будущее! Поверьте в это Игорь. Скоро мы будем управлять нашей страной.
– Я очень внимательно прослушал вашу прочувственную речь, но не понял одного. Какое отношение имеет Колыма к людям будущего, к коим вы причислили меня? – с улыбкой спросил я
– Колыма, никакого. Вы же, если согласны с моими умозаключениями, должны пойти против течения! У вас отличный, от серой массы путь. Так сделайте же первый шаг!
– Какой?
– Найдите настоящего убийцу этой несчастной Зинки!
Книга батюшки Герша, оказалась настолько занимательной, что я проглотил её залпом. Размышляя о месшиахе Моисее, я незаметно задумался о своей жизни, и пришёл к печальному выводу – жизнь моя далека от праведности. К стыду своему я не всегда поступал порядочно. Но коли осознал это, значит не пропащий я! Что ж начну жить по-новому. Утро выдалось ясное и пригожее. Солнце весело светило с безоблачного неба, и воробьи громко шумели у лужи.
«Мы будем жить теперь по-новому. Мы будем жить теперь по-новому, – мурлыкал я себе под нос, шагая к гаражу. – Теперь я новый человек».
Воробьи, прекратив драку, дружно подтвердили:
–Целовек! Целовек!
***
Сразу после совещания, я вытащил из камеры Колыму. Того изрядно трясло, то ли с похмелья, то ли от перспективы оказаться под судом за убийство. Долго я пытался выяснить, что и как он делал в день убийства, никакого толку. Бедный Колыма решительно ничего не помнил. Не мудрено, пьян был в зюзю.
– Ладно, – вяло махнул он рукой. – Явку с повинной я написал. Чего ты хочешь?
– Найти настоящего убийцу.
– Зачем тебе это нужно? – посмотрел на меня исподлобья Колыма. – Отвечу за чужую мокруху. Кто знает, может это кара Божья за грехи мои?!
– Тоже мне кающийся грешник выискался! – фыркнул я. – Ты отвечай за свои грехи, я только рад буду. Не зря же сказано: «Каждому своё».
Беседа с Манюней так же не внесла ясности. Людей в тот день у них дома было много. К обеду о моей активности стало известно Минвалиеву.
– Чем ты весь день занимаешься?! – накинулся он на меня, едва я переступил порог его кабинета.
– Поиском убийцы Зинки, – ответил я, усаживаясь на стул.
– Опомнился! – всплеснул руками Мина. – Да убийцу ещё вчера задержали. Или ты не в курсе?!
– То, что Колыма написал явку с повинной, ещё не значит, что он убийца.
– А ты хорошо изучил материалы дела?! – у Мины даже очки запотели от возмущения. – Соседка пояснила, что она видела как Колыма и Зинка уходили, а возвращался тот один.
– Она лишь видела, что Колыма вернулся один. Зинка могла вернуться позже. Колыма был пьян вдрызг. До магазина он ещё мог дойти, но до стройки на Аделя Кутуя ему в таком состоянии не добраться. А уж убить Зинку, ему точно было не под силу.
– Добрынин ты случаем не забыл, что работаешь опером, а не адвокатом?!
– Нет, не забыл. Помню я так же то, что каждое сомнение трактуется в пользу обвиняемого, а тут их слишком много.
– Хватит демагогии! – хлопнул кулаком по столу Мина. – Улик против Колымы достаточно. Тебе больше не зачем заниматься этим делом. Что за опера пошли?! Раньше делали то, что нужно без всякой самодеятельности, и порядку было больше.
– Конечно, опера были покладистые, – усмехнулся я. – Добывали нужные улики, а ненужные уничтожали.
Удар был ниже пояса. Мин хлопал ртом как рыба на берегу, а сказать ничего не мог: три года тому назад, случился у нас в районе квартирный разбой с убийством. Воры влезли в квартиру, и обнаружили там не ходячую бабульку. Они ударили её гантелью по голове. Случай из ряда вон выходящий. Само собой, Москва взяла на контроль это дело. Тогда удалось быстро выйти на двух отморозков: Кощея и Зайца. Опера немного опоздали, Кощея за день до ареста, зарезали в пьяной драке, а Заяц на допросах пошёл в полный отказ. В день, когда был совершён разбой, он с язвой желудка валялся в сельской больнице. Была даже справка в деле. Её-то Мина и настойчиво посоветовал оперативнику Печорину из дела изъять.