– Можно узнать, в каком деле?
– Мсье Луле,– произнес фельдшер торжественно, – вы своим присутствием обеспечили бесперебойное течение исторической церемонии. Ис-то-ри-че-ской!!
Я вопросительно поднял брови, изо всех сил стараясь быть серьезным.
– Вайант, извини, тысячу раз прошу прощения. Я использовал нашу дружбу для одного тайного дела.
Я нахмурился, но всё же спросил:
– Так в чем же состояло сие историческое торжество, если не секрет?
– Я тебя обманул, извини, но выхода не было. Прятаться на плантации бесполезно: там нас сразу выследят и арестуют.
– Ты совершил что-то незаконное, Морис?
– За мною давно следят, и выхода, повторяю, не было. Мы рисковали жизнью, пока ты здесь сидел. Пройдём сюда, прошу, – он повёл меня в пустой темный чулан.
– Ну?– недовольно спросил я, ничего не поняв. Голос Мориса приобрёл торжественный тон:
– Полчаса тому назад здесь произошло учредительное собрание.
– Какое?
– Мы основали политическую партию: один солдат из местного гарнизона, он как раз сменился с дежурства, два делегата от рабочих с плантаций какао, они привезли сюда какой-то мотор на ремонт, три крестьянина и я, представитель интеллигенции. Как видишь, широко представлены все группы населения. Партия называется Союз борьбы за освобождение Зангаро. Я избран генеральным секретарем, потому что все остальные не умеют ни читать, ни писать.
– Как вы все сюда пробрались?
– Делегаты пролезли в окно со двора и так же вылезли. Сошлись и разошлись поодиночке, быстро и незаметно. Прямо под носом Мутото, этой полицейской ищейки. Мы основали политическую партию, мсье: один солдат из местного гарнизона, он как раз сменился с дежурства, два делегата от рабочих с плантаций какао, они привезли сюда какой-то мотор на ремонт, три крестьянина и я, как представитель интеллигенции. Как видите, широко представлены все группы населения.
– Значит, вас всего семь человек? Немного, – ухмыльнулся я.
– Нет, это делегатов семь, а сознательных людей две-три сотни, а сочувствующих – двадцать тысяч. Да что там -все население Зангаро! Только эти люди сами еще не знают, что они с сегодняшнего дня уже являются сочувствующими патриотической партии!
– Ты и эти две-три сотни надеются опрокинуть колониальный режим? У губернатора двести жандармов, да армия метрополии за морем. Вы надеетесь на чудо? Где ваши винтовки? Пулеметы? Пушки? – усмехнулся я. Луле покачал головой и возразил:
– Их нет, мы будем воевать сначала только словом.
– Ах, словом…
Я только пожал плечами, а он зашептал убежденно:
– Слово приведет к нам жандармов и выгонит губернатора из дворца и посадит туда нашего президента. Мы начнем с рабочих – в портах и на плантациях. А когда нас станет много, мы возьмемся за оружие! Вы качаете головой! Не веришь?
– Что значит семь человек? – мне тогда казалось, что учреждение политической партии в маленькой кладовке – печальная гримаса местной жизни, бесплодное трепетание мушки в лапах паука. Мне стало грустно:
– У вас не было даже стульев?
– Ничего, все сидели на полу. Тем лучше!
– Стулья у меня есть в помещении, но семь стульев в кладовой – улика. Мсье Мутото мог ворваться и…
– Ворваться? – Луле поднял подбородок и смерил его взглядом.
– Бог послал вас, мсье, сам бог! Конечно, негодяй не посмел бы! Но все сошло хорошо: в землю вложено семя, земля у нас щедрая и богатая, и скоро из семени покажется росток! Великое понимается и оценивается только с большого расстояния, и я понял значение роли и личности Луле, когда потерял его, – закончил Окойе свой рассказ.
– А что было потом?
– А потом, – задумавшись Окойе подошёл к окну, посмотрел во двор, вернулся к столу и проговорил тихим шепотом. – Он хотел увидеть наше торжество своими глазами, но не дожил до этого.
– Почему?
– Трагически погиб во время эпидемии. Это произошло шесть лет назад. Его преемником на посту генерального секретаря стал Кимба…
Затянувшуюся паузу нарушил Шеннон;
– Мсье Луле был социалист?
– Нет, он был очень верующий католик, хотел стать священником.
– Генеральный секретарь социалистической партии – верующий? – Шеннон удивился такой трансформации политических идей на африканской почве.
– О, да, конечно! Он воспитывался в католическом приюте Кларенса.
– Он не мог быть социалистом хотя бы потому, что не знал, как следует, чего они хотят. Ведь тогда в Кларенсе нельзя было достать нужных книг и газет.
– Почему же он стал социалистом?
– Опыт русских говорил сам за себя. Именно они опровергли сказку об избранных народах и победили Европу.
Луле их понимал по их же делам. Нам всем казалось, они сделали у себя то, что нам нужно сделать в Зангаро. А затем наступило отрезвление…
– Кимба?
– Да, он и его советники.
– Почему им это так легко удалось?
– Колониальные власти не понимали местной специфики. Многим казалось, что мы здесь думаем, как они: такие же ценности, такие же мысли, такие же запросы, но это было не так.
– Что-то пошло не так?
– Конечно. В Зангаро издревле существуют тайные общества. Их основная цель – укрепить дух племени, рода, клана, вселить веру в себя и объединить его на борьбу с внешним врагом. Неважно кто это: соседнее племя или белый господин. В Стране Винду стихийно возникло тайное общество, символом которого является пантера, самый сильный зверь джунглей. Члены этого общества узнавали друг друга по рычанию «роу-роу».
– Примитивные голые люди! – посетовал Шеннон.
– И слабые, потому что они еще не имели языка!
– А что, Союз Борьбы имел тоже свой девиз?
– Да! – Окойе за считаные мгновения помолодел на десять лет. Его лицо осветилось одухотворенной гордостью. Он, как дирижер в большом оркестре, широко взмахнул обеими руками и громко, нараспев произнёс:
– Ухуру!
– Свобода! – эхом повторил вслед за ним Шеннон. – Так как же всё-таки случилось, что у власти оказался Кимба?
– Всё сложилось очень банально. Лидеры «пантер» присоединились к Союзу борьбы. Как говорят, на выборах нового генерального секретаря они поддержали кандидатуру Кимбы. Я тогда был в Биафре и не знаю всех деталей. Кимба пригласил русских и китайских советников, которые обеспечили ему преимущество на выборах. Остальное тебе известно.
– Слушай, Вайант, а что случилось с Мутото?
– Он эмигрировал и сейчас живёт в Луисе, говорят, процветает…
Беседу прервал Барти. Он доложил, что Горан починил замки в винном погребе и радиорубке. Потом он осмотрел стоявшие во дворе машину, снял с неё радиатор и отправился его запаивать на «Тоскану». Чиприани всё ещё возиться с перегородками, но и он скоро закончит. Вслед за ним ввалился Тимоти:
– Миномёты установлены на заднем дворе дворца и готовы открыть огонь в любую минуту.
– Что с позициями на берегу?
– Я уничтожил все следы. Упаковка сожжена и сброшена в море.
– Молодец! Как Санди?
– Разместили в отдельном кабинете на первом этаже. Он дышит, но пока без создания. Ему бы сейчас врача…
– Я попросил доктора осмотреть его. Как только появится транспорт отвезём его в госпиталь. Отдыхай пока. Затем на связь вышел Валленберг. Он доложил, что Чиприани на втором «зодиаке» прибыл на борт. Обе лодки подняты и уложены в трюм, все члены команды на борту и ждут дальнейших распоряжений.
Шеннон был доволен: к девяти часам утра в городе было тихо, уборка дворцовой территории была почти полностью завершена. Ему несколько беспокоили только корабль на рейде и уехавший с Площади Победы грузовик. «Уоки-токи» лежал на коленях: его тихое равномерное потрескивание подбадривало. Он ждал тревожных сигналов от Лангаротти и Земмлера, но их небыло. Это вселяло уверенность в том, что организованного сопротивления не возникнет. Оба его соратника прибыли во дворец почти одновременно. Они нашли Шеннона в одной из парадных столовых дворца. Он уписывал за обе щеки, обнаруженный на дворцовой кухне хлеб с джемом.