Но откуда…»
— Откуда ты все это знаешь? — Максим выпил.
Егор последовал его примеру. Взял небольшой помидор и закинул в рот.
— Бог ты мой, я все знаю, — давясь, произнес он. — Я же в этом городе всех как облупленных…
— Тогда, может быть, ты об этом что-то знаешь? — Максим встал и вышел из комнаты, через минуту вернулся с пухлым конвертом и положил его перед шурином. — Вот, полюбуйся.
Егор перевел пьяный взгляд с конверта на Максима и обратно.
— Ну?
— Внутри, — подсказал Макс.
Егор достал снимки и молча, в течение двадцати минут, просматривал фотографии одну за другой. Потом вернул их в конверт и положил руки сверху.
— Бог ты мой, — обычно шутливую присказку Егор как-то растянул, будто осуждающе. — Я бы тоже от тебя ушел, будь я твоей женой.
— Но меня там не было!
— О-о-о, бог ты мой, это все меняет. Тебя там не было, а на фотках твой призрак. Так?
— Да ни хера не так! Я и сам не пойму, как это все случилось…
— Максик, бог ты мой, тебе тридцать, а на вид ты еще… мудрее выглядишь. Что, тебе надо объяснять, как это происходит? Перебрал маленько… Да я б на эту сучку даже без ста граммов запрыгнул. Ну, даже если ты ее не того, просто напился и уснул, так они могли тебя кантовать, как им надо.
— Они?
— Бог ты мой! А снимки делал кто, господь бог, что ли?!
— Я прекрасно помню, что тогда ушел. Ушел, и все!
Егор снова достал снимки.
— Там кто-то оставался? Черт, а почему мы думаем, что это в тот раз? Может, это в какой другой раз? И вообще, о каком разе идет речь?
Егор сам не ожидал, что разозлится на зятя. А из-за чего? Из-за того, что его бросила Анжела? Сам виноват. Нечего совать хер в подчиненных жены, да еще в присутствии папарацци.
— Началось все с банкета в честь десятилетия Анжелкиной фирмы. Ну вот, после банкета я попал к Элке. И не один. — Максим поднял указательный палец, чтобы укрепить рассказ. — С нами были этот хорек Игорь и…
Максим силился вспомнить, как звали того парня, но не смог.
— Бог ты мой, уже достаточно.
— Нет. Нас было четверо. Элка и три мужика. Если быть точнее, два мужика. Тот, имя которого не помню… Ну, мне показалось, что он гей. — Максим невольно вспомнил, как целовались хорек и безымянный гей. Его передернуло. Он взял бутылку и разлил по стопкам.
— Ты знаешь… Бог ты мой, конечно! — Егор хлопнул себя по лбу и посмотрел по сторонам. На холодильнике лежала газета. Он схватил ее, полистал, гыгыкнул — нашел то, что нужно. Схватил кухонный нож и начал, прикусив язык, что-то вырезать из газеты. — Смотри.
Макса забавляли телодвижения шурина, но он, приняв самый серьезный вид, взглянул на творения Егора. Перед парнями лежала статья о грузинском лидере, которую украшала его же фотография. Саакашвили что-то вещал с трибун. Макс посмотрел на Егора, все еще не понимая, чего он хочет. Шурин улыбнулся и положил на умное лицо президента Грузии неаккуратно вырезанную картинку. На ней было изображено не менее умное лицо Буша-младшего. Макс все понял.
— Вот скажи мне, Егор-мастер-на-все-руки, стоило ли делать такие шикарные спецэффекты? Не проще ли было заменить все это одним словом: «фотошоп»? Или ты считаешь, что я таких слов ну никак знать не могу?
— Бог ты мой, «фотошоп»! Я забыл, как это называется. Ну, так вот, у меня кореш занимается этой фигней. Он тебе враз определит, настоящий это снимок или фотожоп. Я могу…
— Отдай. — Максим разлил остатки водки.