«Что этот алкаш еще задумал?»
Хабалов сделал шаг вперед, в пустоту, в никуда. И вот тут раздался тот звук, который услышал Максим еще пять минут назад.
«Ублюдок!!! Ну почему он это сделал сейчас? Уехал бы к себе да прыгал бы там с крыши! Урод!»
Максим не мог сдержаться. Он готов был подбежать к трупу (сомнений быть не могло — Хабалов был мертв) и пнуть его по ребрам.
«Какая-то черная полоса, — думал Макс. — Жирная черная полоса, которой конца и края не видно».
Он медленно вышел из дома. Вокруг Хабалова собрались люди. Бурый стоял спиной. Максим подумал: все-таки его фамилия означает и цвет лица. По крайней мере, шея и затылок под короткими седыми волосами Георгия Федоровича стали серо-красными, даже как-то ближе к коричневому. Если бы Максим не видел до этого его натуральный цвет кожи, близкий к цвету рыбьего брюха, то, пожалуй, решил бы, что перед ним очень загорелый человек. Этот вмиг загоревший человек стоял молча. Пока молча. Рабочие переводили взгляд с прораба на застывшего в неестественной позе Хабалова. И тут Бурого прорвало. Украинская мова вперемешку с русским матом и кое-где вставленное словцо (надо полагать, тоже нецензурное) на узбекском быстро привели в чувства собравшихся. Все забегали. Но пользы это приносило ровно столько, сколько приносят тараканы, бегающие по столу под светом электрических ламп.
— Что делать-то будем? — спросил Максим у прораба.
— А хера тут делать? Распускать всех надо!
— В каком смысле?
— В прямом! У тебя регистрация есть?!
Максим все понял. Раньше он слышал об этом по телевизору, а теперь видел наяву. Нелегалы. Без регистрации и разрешения на работу люди не имели здесь никакого веса. Фактически — мертвые души. И вот теперь мертвые души становятся на самом деле мертвыми. Что делает руководство в этом случае? Конечно же, распускает всю бригаду. Всю, кроме Хабалова. Он и рад бы, но не может.
— Ну, с нами со всеми все ясно. А с этим что будет? — Максим показал на труп Даниила.
— Твое какое дело?! Я же тебе говорил — не допускать его к работе! Какого хера тебя волнует он?! Ты бы за свою жопу переживал! Люстру в двадцать штук списал! Ты еще похорони его за свой счет! — Бурый, казалось, побурел еще сильней.
— Ты почему со мной так разговариваешь? — спокойно, но с нажимом спросил Бабурин.
Бурый хотел возразить. Хотел, но… Его остановил взгляд Макса. А больше и ничего. Бурый был раза в два шире электрика, но взгляд… Взгляд Максима уменьшал размеры Георгия Федоровича. Бурый промолчал.
— Знай свое место, прораб.
— Я домой хочу. — От себя Бурый этого точно не ожидал.
— Да будет так! — произнес Бабурин и пошел к домику.
* * *
Все шло как надо. Как было и задумано. Владлен Маркович мог, конечно, разорвать этого коротко стриженного ублюдка. Нет, не сам, у Толстоганова была на подхвате спецбригада — на случай воровства в магазинах и заносчивости подчиненных. Но Максим не был его подчиненным, и поэтому Влад избрал по его укрощению метод тихий и более эффективный, чем банальное избиение.
Пришлось на время изолировать Эллочку, а то бы… Женщины, женщины. Даже тихоня Анжела способна разорвать за любимого. Да что-то не очень уж и любимого, хмыкнул Владлен. После получения фотографий — Игорек наблюдал (надо же, даже этот хмырь сгодился) за ней весь день, — Анжела была сама не своя. А вечером напилась в кафе «Цезарь» и поехала на другой конец города. Там Игорь видел, что она вошла в Замок. То есть она не пошла ни к родителям, ни домой и даже ни к Лесе. Леся тоже была в курсе, откуда эти фотографии. Оказалось, что ей даже на руку происходящее — слишком много людей знали об истинном происхождении этих снимков.