Он был счастлив. Ему семь лет. Но во сне Максим почувствовал, будто он, тридцатилетний, переселился в тело семилетнего мальчика.
Макс вошел в комнату. Круглый стол был накрыт белой скатертью с крупными красными, будто пятна крови, розами по краям. В центре стола уже стоял праздничный торт с семью свечками. Женщина (мама?) расставляла тарелки по кругу. То, что эта женщина — его мама, Максим мог только догадываться. Он не помнил, как выглядели его родители. Но сейчас, глядя на женщину глазами семилетнего мальчика, Максим точно знал, что это она. Эта женщина — его мать. Он идет к ней и…
…он сидит в мыльной луже. Старая женщина стоит у печи и смотрит на него. Она плачет. Слезы текут по морщинистому лицу, наполняют каждую глубокую бороздку-морщинку, словно русло рек. Затем женщина разворачивается и идет к топке. Снова поворачивается к мальчику в луже и говорит, без звука — одними губами: прости. Прости, прости, прости. Какофония голосов. Прости, прости. Максим вскакивает из лужи, поскальзывается, падает и снова поднимается. Смотрит по сторонам.
Он проснулся и находится в прицепе. Сел на кровати. Напротив храпел Даниил. Запах перегара наполнил маленькую, два на два, спаленку.
Максим встал и вышел из домика.
Сон не мог возникнуть просто так, из ниоткуда. Макс понял, что этот сон — отрывки из его жизни. Много вопросов у Максима накопилось к крестному. Он должен знать обо всем или почти обо всем. Перед отъездом Максим так и не сходил к дяде Славе. Позвонил, сказал, что едет на заработки.
Макс сел на самодельную скамейку — бревно с прибитым куском фанеры сверху. Ему вдруг захотелось закурить. Нет. Полгода мучений — и взять вот так, из-за какого-то кошмара, все погубить? Нет уж. Макс воткнул спичку в зубы и продолжил размышления.
«Плачущая старуха, должно быть, моя бабушка. Ведь у каждого ребенка должна быть бабушка?! Вот и у меня, скорее всего, была. Но почему она плакала? Что она собиралась делать? Она просила у меня прощения. За что? Куча вопросов. Что на самом деле произошло в моем таинственном детстве?»
Максим вытер руки о висевшую на гвозде не первой свежести тряпку и вышел во двор. Таджик (или узбек, ну уж точно не украинец) что-то проговорил ему вслед, но Макс не ответил. Он не хотел ни с кем разговаривать.
Макс вошел в прицеп. Женька убрал постель и сидел уже за столом с именной кружкой в руках.
— Доброе утро, — поприветствовал Макс парня.
— Что-то не очень оно доброе, — вздохнул Евгений.
— Зачастую так бывает: если вечер удался, утром жди беды. — Максим улыбнулся и подмигнул Жене.
— Ох, — снова вздохнул парень.
Максим прошел в спальню, достал свою сумку и только теперь заметил, что никто не храпит.
— А где Даниил?
Тишина. Максим вышел из спальни.
— Я спрашиваю: где этот храпун?
— Он, это…
Снова тишина.
— Ты что, после вчерашнего туго соображаешь?
— Максим, в общем, у Даньки днюха три дня назад была…
— И что?
Макс уже знал, о чем хочет сказать Жека. Видел он таких, как Даниил Романович Хабалов. Макс только не мог понять, для чего тот приехал сюда.