— Бог ты мой… — В трубке раздался треск.
— Перестань ненавидеть людей, — пробился через треск голос Олега Давыдова.
— Я ее не убивал! — заорал Максим.
— Бог ты мой, я же об этом и говорю. — Голос Егора показался Максу таким родным, теплым. — Твои беспочвенные обвинения самого себя в смерти людей — это противоестественно. Бог ты мой, эдак ты завтра скажешь, что и в смерти Вовки Ульянова виноват тоже ты. Я тут созвонился с корешами и раздобыл адресок одного очень приличного докторишки. Бог ты мой, да он из тебя человека сделает!
— А какой твой интерес? — немного успокоившись, спросил Максим.
— Бог ты мой, я все еще надеюсь, что ты останешься моим зятем. И мне больно смотреть, как загибается дорогой мне человек.
— Да ну?! А если начистоту? — В то, что говорил Егор, верилось с трудом.
— Бог ты мой, в конце концов, я все еще рассчитываю получить назад три косаря.
Вот это больше походило на правду.
— Ладно, как, ты говоришь, зовут этого доктора?
— Вайсман Герман Палыч. Бог ты мой, он ас в своем деле.
Записав адрес чудо-лекаря, Максим спросил:
— Ты книгу прочитал?
— Да, дочитываю. Бог ты мой, такая ерундистика. Если б так оно было, как здесь написано, то полчеловечества вымерло бы от проклятий, а другая половина — от Отдачи. Тоже мне возвратный механизм! Бог ты мой, да те, кто постоянно проклинают других, они ж живут дольше всех. А добрые, никому зла не сделавшие, едва до пятидесяти дотягивают. Иисус разве не пример тому?
— В этом наказание их, — сказал Макс и еще раз подумал о Генке Обухове. Счастливчик.
— Чье наказание? — не понял Егор.
— Злых. Они живут долго и мучаются так же долго.
— Бог ты мой, сходи к Вайсману, а? Максик, мы тебя теряем.
— Ладно, схожу. Книгу дочитаешь — принеси. Я хочу просмотреть ее еще раз.
— Бог ты мой, конечно. Завтра… Я Стаса попрошу, он и завезет.
Они попрощались. Максим положил трубку — и так и остался сидеть на тумбочке в прихожей. Никого не жалко, никого. Егор боялся его, и это было очевидно. Он прочел книгу и все понял. Теперь Макс точно остался один. Как мухомор. Никому не нужный червивый мухомор. Максим чувствовал, что осталось ему недолго. Но он молился (Макс не знал, кому молиться — Бог наверняка отвернулся от него), чтобы ему хватило сил наказать этих тварей, из-за своей ничтожной выгоды не замечающих боль и страдание людей.
«К черту бога! Теперь я сам себе бог! И плевать я хотел на боль и страдания людей!»
Максим встал. Надел плащ и обулся.
«Ну что, счастливчик Обухов, я иду к тебе».
— Никого не жалко, никого, ни тебя, ни меня, ни его… — Напевая песню группы «Ленинград», Бабурин вышел из подъезда под холодный октябрьский дождь.
* * *
Генка был шустрым малым. Помимо основной работы в семи магазинах «Семья», он еще набрал халтурки. Домой ему волокли всякую ерунду, способную складывать и умножать. Время счетов прошло, да и калькулятор легче купить новый, чем починить. Быт салимчан украсили компьютеры. На них считали, на них писали. Поэтому по всей его комнате стояли системные блоки с разными начинками. В городе Салимове таких мастеров раз-два и обчелся, вот Генка и не рассчитал силы. Системников набрал, а починить в срок не успевал. Чего он только не наслушался!
Сегодня Гена решил взять отгул и подчистить в комнате. А то уже и предки бочку катят, да и Ларку пригласить некуда. Она ж теперь заведующей стала. И все с его легкой руки. Кто б так им фотки обработал, если не Генка? Правда, обещанного повышения он так и не увидел — Владлен Маркович как под землю провалился.