Боллинджер пришел, чтобы увидеть Эдну. Он знал, что она должна быть дома. Он следил за ней шесть вечеров подряд. Она жила по строго заведенному распорядку, пожалуй, даже слишком строгому для молодой и привлекательной женщины. Она всегда возвращалась домой с работы в двенадцать, реже на пять минут позже.
«Хорошенькая маленькая Эдна, — подумал он. — У тебя такие длинные и прекрасные ноги».
Он улыбнулся.
Он нажал на звонок в квартиру мистера и миссис Ярдли на третьем этаже.
— Кто гам? — раздался мужской голос в переговорном устройстве.
— Это квартира Хатчисонов? — спросил Боллинджер, прекрасно зная, что ответ будет отрицательным.
— Вы нажали не на ту кнопку, квартира Хатчисонов на втором этаже. Их переговорное устройство рядом с нашим.
— Извините, — произнес Боллинджер, когда Ярдли отключили связь.
Он позвонил в квартиру Хатчисонов.
Хатчисоны, очевидно ждавшие гостей и менее осторожные, чем Ярдли, открыли ему внутреннюю дверь, даже не спросив, кто он.
В холле было тепло и приятно. Коричневый кафельный пол и коричневые стены. На полпути по коридору слева стояла мраморная скамейка, над ней висело большое зеркало. Обе квартирные двери из темного дерева с металлической отделкой находились справа.
Он остановился перед второй дверью и сжал пальцы в перчатках. Он вынул бумажник из внутреннего кармана и достал финку из кармана пальто. Когда он нажал на кнопку на полированной ручке, из нее молниеносно выскочило лезвие, семнадцать сантиметров длиной, тонкое и острое, как бритва.
Блестящее лезвие завораживало Боллинджера, вызывало яркие образы, мелькавшие у него перед глазами.
Он был почитателем поэзии Вильяма Блейка. Неудивительно поэтому, что отрывок из работы Блейка вспомнился ему в этот момент:
Тогда обитатели тех городов
Почувствовали, что их нервы превращались в мозг,
И твердые скелеты начали изменяться
В быстротечных конвульсиях, муках,
С болью, трепетом и мученьями
На всем побережье; пока, утихнув,
Чувства не убрались внутрь, сжимаясь
Под темной сетью инфекции.
«Я заставлю обитателей этого города прятаться за своими дверями по ночам, — подумал Боллинджер. — Но только я не инфекция, я — лекарство от всего того, что неправильно в этом мире».
Он позвонил. Спустя минуту он услышал ее за дверью и снова нажал на звонок.
— Кто там? — спросила она. У нее был приятный, мелодичный голос, в котором сейчас проскальзывала нотка беспокойства.
— Мисс Маури? — спросил он.
— Это я.
— Полиция.
Она не ответила.
— Мисс Маури! Вы здесь?
— Что случилось?
— Некоторые проблемы там, где вы работаете.
— У меня никогда не было проблем.
— Я не так выразился. Проблема не затрагивает вас. Но вы могли видеть что-нибудь важное. Вы могли быть свидетелем.
— Чего?
— Для объяснения необходимо некоторое время.
— Я не могла быть свидетелем. Только не я. Я ничего не видела.
— Мисс Маури, — строго произнес он, — если я должен получить ордер, чтобы задать вам ряд вопросов, я его получу.
— Как я могу быть уверена, что вы действительно из полиции?
— Нью-Йорк, — произнес Боллинджер с некоторой досадой. — Разве это не удивительно? Один подозревает другого.
— Приходится.
Он кивнул.
— Возможно. Послушайте, мисс Маури, у вас есть цепочка на двери?
— Конечно.
— Конечно. Накиньте цепочку и приоткройте дверь. Я покажу вам свое удостоверение.