— Оно длинное?
«Полчаса, чтобы выучить, еще четверть часа для произнесения».
— Тогда сначала сон, потом уборка. Потом снадобье.
Я скинула кроссовки, забралась в спальный мешок и заснула мертвым сном.
Я шла босиком по прохладному зеленому мху, росшему по берегам лесного ручья. У меня снова были две руки и два глаза, а весеннее солнце чудесно согревало кожу. В нескольких ярдах Купер, в одних штанах, стоял на коленях на плоском камне и полоскал в чистой воде белую футболку. Утреннее солнце играло на подтянутых мускулах спины и плеч.
С улыбкой я подошла к нему:
— Что ты делаешь?
— Не помню, откуда они взялись, но никак не могу отстирать. — Он поднял футболку из воды. По белой ткани расползались темные пятна крови. — Я тру уже несколько часов, но они никак не сходят.
Ветерок усилился. Мне показалось, что вдалеке зазвенели колокольчики или музыкальная шкатулка. Почти сразу я узнала мелодию «Двенадцать дней Рождества».
Где-то далеко заплакал младенец. Солнце сбежало с неба, ледяной ветер обжигал лицо. Я посмотрела на Купера — ручей затянулся льдом, он дрожал, сидя на камне, а его руки покрывала свежая кровь, струящаяся в холодном воздухе.
— Я не хотел, — прошептал Купер. — Бог свидетель, я не хотел.
Он закричал и содрогнулся от боли. Его тело посерело и превратилось в статую из пепла, раздуваемого ветром.
— Купер! — Я хотела закрыть его от ветра, но его тело рассыпалось в моих объятиях. Там, где должно было находиться его сердце, пылал кусок расплавленного железа — горячий металл капал из груди мне на левую руку, и вдруг я тоже превратилась в пепел… Я проснулась в полной темноте. Одежду и спальный мешок пропитал пот. Руки и глазницу ломило как никогда. Я села согнувшись на раскладушке, прижала к себе обрубок руки и тщетно пыталась остановить боль.
Меня совсем не утешило, что впервые я помнила кошмар после того, как проснулась.
«Ты в порядке?» — Пал запрыгнул на раскладушку.
— Нет, — ответила я и заплакала от боли, телесной и душевной, и несправедливости происходящего… Боже мой, Купер пропал, и как мне его вернуть, если весь мир против меня, и что он им сделал, и что теперь делать мне?..
«Джесси, успокойся, Джесси, все будет хорошо», — говорил Пал.
— Я не могу! — рыдала я. — Я не могу. Мне больно! «Я знаю, что ты многое пережила, слишком много для одного человека, но тебе надо взять себя в руки».
— Не могу. Я хочу спать, а как мне спать, если у меня все время кошмары?
Кто-то постучал в дверь.
— Богиня марихуаны, ты в порядке? — спросил за дверью Кай.
— В порядке, — вяло ответила я. — У тебя есть викодин или перкоцет
— У меня ужасно болит рука, дашь мне одну таблетку?
— Ладно, надо поискать.
Я слышала, как он спустился по лестнице, и прислонилась к косяку в надежде, что кирпичная фея спустится с неба, стукнет меня по голове и боль исчезнет.
Наконец Кай вернулся, и я отперла дверь.
— Я заплачу. — Я взяла с его ладони толстую белую таблетку.
— Не надо… Надеюсь, тебе станет лучше, — ответил он.
Я поблагодарила его, заперла дверь, запила таблетку газировкой из холодильника и снова улеглась на раскладушку.
Сон получился прерывистый, и я не чувствовала себя отдохнувшей, когда Пал начал тыкать в меня своей острой мордочкой.